Агентов, один из старейших советских дипломатов, работавший в Швеции
при умной и деликатной А.М.Коллонтай. Когда в брежневском кабинете кто-
то предлагал с чехами «не цацкаться», когда приносили чехословацкие газе-
ты с карикатурами на Брежнева, укоряли за попустительство и медлитель-
ность и подталкивали к действиям, помощник знал, что следом к Леониду
Ильичу зайдет, например, посол Червоненко, убеждая, что обстановка для
жестких мер не созрела, и если поступать с чехами круто, «будет кровавая
бойня» 11. Перетягивание каната затягивалось.
Документы по чехословацкой проблематике готовили Отдел по связям
с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран
(К.Ф.Русаков) и Министерство иностранных дел СССР (А.А.Громыко); у них
собственные каналы информации. Но были и общие, вроде шифрованных
сообщений из советских посольств, данные разведок (КГБ, Генерального
штаба, Объединенной группы войск стран – участниц Варшавского догово-
ра), распечатки радиоперехватов Гостелерадио. Они отличались фактурой,
но не выводами; выводы были растворены в атмосфере, которой все одина-
ково дышали, под них искали доказательства, иногда реальные, чаще наду-
манные или организованные. Как мне потом скажет К.Т.Мазуров, из всех ис-
точников информации члены Политбюро предпочитали обзоры ТАСС («для
служебного пользования»); они короче, не требуют умственного напряже-
ния, а направленность одна 12.
За день на столе помощника вырастала гора бумаг, надо прочитать три-
ста-четыреста страниц. Брежнев приезжал на работу обычно в десять утра,
помощник был на месте в восемь тридцать. На пишущей машинке составлял
выжимку неотложного и докладывал сам или через секретаря, как минимум,
дважды в день. Если Брежнев был дома на Кутузовском или за городом в За-
видове, помощник отправлял ему сводки фельдсвязью 13.
Мне рассказывал академик Г.Арбатов:
«О Чехословакии я с Брежневым и Андроповым говорил напрямую. Мои
аргументы сводились к тому, что мы ведем себя непоследовательно. У нас
был ХХ съезд партии, осудивший культ личности. А в ряде стран остаются
памятники Сталину, улицы и площади носят его имя. И ничего! Теперь: чехи
явно идут вперед, опережают нас в темпах демократизации общества. Мы
отстаем, чувствуем себя уязвленными. Обидчивость и раздраженность ска-
зываются на наших решениях. Не я один, многие об этом говорили. Брежнев
от таких разговоров отмахивался, а Андропов стоял на своем: “А если это вы-
льется в вооруженное восстание?!”» 14.
Вернувшись из Чехословакии, консультант ЦК КПСС А.Е.Бовин, близ-
кий к Брежневу, пользовавшийся его доверием, 18 января 1968 года передал
ему записку «К урокам чехословацких событий». Из анализа вытекала необ-
ходимость «разобраться в чрезвычайно сложной, противоречивой, запутан-
ной картине общественной жизни братских стран, отделить здоровые пер-
спективные процессы от наносных, искажающих их явлений, понять, какие
социальные группы (и какие лидеры) представляют те или иные тенденции.
Если не сделать этого, то мы рискуем поддержать не те силы и тенденции,
которым принадлежит будущее» 15.
Бовин был из той горстки умных, просвещенных, мыслящих людей,
близких к вершинам власти, которые надеялись умягчить ее нравы в усло-
виях, когда власть, используя их интеллект, терпела их и позволяла больше,
чем другим. В кремлевских коридорах их с усмешкой относили к «вольно-
думцам», но интеллектуалы другой судьбы, далекие от власти, гонимые ею,
связывали их имена с самой властью. Это тривиальное, из глубины веков,
размежевание свойственно было и новейшей российской истории: многие
умы, в обществе хорошо известные, оказались разделенными собственными
представлениями о том, как в выпавших на их долю обстоятельствах быть,
говоря старомодно, полезными Отечеству.
Александр Бовин, его друг Николай Шишлин и не одни они в группе
консультантов обладали познаниями и интеллектом, превосходившим уро-
вень вождей, которым они писали речи и доклады, потом изучавшиеся мил-
лионами людей как новое слово в теории единственно верного учения. Это
были светлые головы, нестандартные личности. Задолго до пражских ре-
форматоров им тоже хотелось придать политическому устройству своей
страны, ее репутации в мире «человеческое лицо». Мало кто представлял,