ственники и друзья семьи. Никого больше. Не было панихиды, речей, корре-
спондентов, никакой публичности. В ритуальном зале с люстрами, закрыты-
ми черным крепом, на возвышении стоял гроб, внизу сидели пришедшие
проститься.
Звучал Бах, любимый композитор Иржи Ганзелки.
Так решили Юрий и Ганна, дети Иржи.
– В Праге меня встретил молодой Ганзелка и повез к себе домой. Там
была вся семья. Мы сели за стол. У меня с собой была бутылка сливовицы, я
поставила бутылку на другой столик, рядом. Мы тихо разговаривали и где-то
через час – взрыв! Разорвало бутылку со сливовицей. Какая-то мистика, у
меня до сих пор все дрожит при воспоминании. На другой день мы ехали в
крематорий. На постаменте стоял гроб, весь в больших красных розах. Я тоже
привезла розы. Никто ничего не говорил, только играл орган. Иржи, вы знае-
те, любил играть на органе. Мы сидели внизу и молча слушали. Были семьи
Юрия и Ганны, родственники, Ольга Кноблова, Мирослав Елинек (редактор
«Млада фронта», старый друг семьи), Мирослав и Милена Галушковы, про-
фессор Ирина Шикова. . Мы не заметили, как гроб медленно поплыл во врата,
исчез за шторкой. Молодой Юрий не объяснял, почему он не хотел прессы,
много народа, прощальных речей. Все было скромно и достойно. Ольга пере-
живала, что слишком скромно. А я сказала: «Юрко, ты все правильно сделал,
когда я умру, хочу, чтобы все было так же».
– Урну с прахом Юрия захоронили на кладбище городка Тршебонь в
Южной Чехии, рядом с могилой Ганны Ганзелковой (Ибсеровой), первой же-
ны, матери его детей. Я приехал на могилу с друзьями из Злина. На камне
было два слова: «Семья Ганзелкова».
Мы с Миреком выпили сливовицу.
– Это интересно, знаешь, я сейчас пишу о Суматре, мы были там в 1962
году, и мне все время кажется, что Юра сидит рядом со мной, мы продолжаем
спорить над корректурой, и сотрудничество продолжается. Последняя книга
Иржи Ганзелки и Мирослава Зикмунда будет называться «Суматра: ловушка
на экваторе»…
В дни, когда Иржи не стало, в Злин Мирославу пришло много сочув-
ственных писем. Вот одно, с неразборчивой подписью. Возможно, от врача
больницы, в которой умирал Иржи. «Ваш друг Юрий Ганзелка замечатель-
ный. Это было невозможно, но он собрался с последними силами и терпел, и
ждал один день, – целый день! – чтобы не испортить вам день рождения…»
День рождения Мирослава был накануне, 14 февраля.
Фотографии к главе 13
Командующий союзными войсками в Чехословаии ген. Иван Павловский и командир 7-й воз-
душно-десантной дивизии ген. Лев Горелов (в центре) в начале 1980-х стали военными со-
ветниками в Афганистане…
В случае развертывания элементов ПРО в Чехии и Польше, со стороны России может после-
довать превентивный удар с применением ядерного оружия еще до того, как возникнет пря-
мая угроза, предупредил начальник Генерального Штаба Вооруженных сил России генерал
Юрий Балуевский («Известия», 21 января 2008 г.)
Послесловие
Непростительно долго я тянул с этой книгой, не мог себя заставить
сесть за нее. Дело не только в житейских заботах, но я ловил себя на том, что
испытывал облегчение каждый раз, когда появлялась причина повременить,
отложить разбор бумаг и прослушивание массы кассет, снова наполнять
комнату голосами людей, теперь все чаще этот мир покинувших. Все каза-
лось, не хватает еще чьих-то воспоминаний, не все документы, какие хоте-
лось, удалось раздобыть. Я был в смятении еще и потому, что время ставило
новые вопросы, а ответов у меня не было. Приходила мысль не маяться, а из-
дать книгой только воспоминания, хотя бы часть. Но если признаваться до
конца, то дело, конечно, в другом. Историческая драма 1968 года рвет на ча-
сти душу: гусеницы прошли по народу, к которому принадлежат дорогие мне
люди, и нисколько не меньше – по моему собственному народу. Что взять за
камертон – источник чистого точного звука?
Я часто теряюсь, пытаясь сценку, увиденную в одной стране, мысленно
представить в другой. Вот уличный эпизод в Москве перед моим отлетом в
Прагу в декабре 1991 года. Везде митингуют, спорят, зазывают в новые пар-
тии; молодежь, интеллигентные по виду старики и старухи жаждут выгово-
риться. Слов не разобрать, и каждый людской островок на бульваре, как те-
атр пантомимы. Перед редакцией «Московских новостей» говорят о Ель-
цине: еврей он или не еврей? Старушка, судя по виду, деревенская, все поры-
вается вмешаться, но ее перебивают. Она переводит глаза с одного говоря-
щего на другого, зрачки ходят туда-сюда. Чувствуется, ей жаль бедного Ель-
цина. Она не знает, еврей он или не еврей, но пользуясь секундной в дискус-
сии паузой, врывается в центр и умоляющим голосом защищает Ельцина:
«Может, он только… наполовину?!»
Это Пушкинская площадь в Москве.
А на Староместской площади в Праге, переходя от одной группы спо-
рящих к другой, прислушиваясь к разговорам, я долго и безуспешно пытаюсь
уловить ответ на вопрос, который возникает каждый раз, когда заходит речь
о Пражской весне: почему все же чехи не сопротивлялись вторжению? Я
слышал реплику туриста на Карловом мосту: «Понятно, как чехам удается
сохранять столько памятников. Они никогда не защищались, сразу отдавали
город – австро-венграм, немцам, русским. Умели бы воевать, Прага была бы в
развалинах, как Сталинград в 1944 году…»
Какие мы разные… Мы накроем ковровой бомбардировкой не то что
чужие, а даже собственные города, под обломками будут тысячи людей, но
мы ни вершка своей земли врагу не отдадим. Это традиционная шкала
наших приоритетов. Когда я сказал об этом чешскому приятелю, он погруст-
нел: «Никогда нам не понять друг друга. Вас много, вы можете себе позво-
лить быть агрессивными, готовы воевать, не жалеть жизни. Вашу филосо-
фию вам дала история и география. Чех даже подумать о таком не может; он
ищет компромисс, хочет сохранять свои города, культуру, язык – свою
нацию».
Я давно понял, что не бывает, скажу осторожнее – почти не бывает,
спорных моментов между государствами, когда бы одна сторона была явно
права, а другая столь же очевидно была неправой. Своя правота есть у каж-
дой стороны, и надо думать не о том, как непременно одержать верх, а как
обе правоты совместить с наименьшим ущербом для честолюбия каждой.
Москва, январь 2008 года.
Сижу с приятелем в кафе на Тверской, смотрим утренние газеты. Пер-
вые полосы продолжают критику Чехии и Польши, членов НАТО, за их согла-
сие разместить у себя элементы американской противоракетной обороны.
Мой приятель когда-то работал в Праге:
– Я всегда осуждал ввод войск в Чехословакию, до сих пор считаю это
ошибкой. Но теперь, после того, как чехи, пусть символически, но участвова-
ли в акции США против Югославии, когда послали своих солдат в Ирак, а те-
перь хотят строить американскую станцию слежения, они должны пере-
смотреть взгляд на события 1968 года. Разве у нас тогда не было права на
защиту своих стратегических интересов? Или американцам можно, а нам
нельзя? Знаешь, я даже рад, что чехи так себя повели. Они сняли камень с
моей души. У меня больше нет перед ними чувства вины за 1968 год. Хватит!
Мы больше никому ничего не должны. Нельзя великой России идти вперед с
головой, повернутой назад. Ты меня понимаешь?