— К чёрту твоё «нет»! – стремительно впечатал свой рот в её. Она замычала, попробовала вывернуться, а я целовал её, кусал губы и чувствовал дурманяще-пряный вкус. Вкус женщины, за которую когда-то был готов отдать всё, разодрать собственную шкуру и бросить к её дорогим туфелькам жизнь.
— Пусти, — выдохнула меня, опаляя дыханием.
— Нет, — снова губы в губы. Сжал волосы сильнее и дёрнул, заставляя её открыть рот. Втиснул язык и понял – не могу. Здесь и сейчас не могу. Слишком долго, мать её! Язык ещё сильнее, дрожь и лишающая последних капель разумного жажда владеть ею. Жажда, что всегда жила во мне, что всегда, словно тень, шла за мной по пятам.
— Нет, Аврора, — качнул головой, шаря по её спине, чувствуя лопатки. Теперь я тебя никуда не пущу. Теперь ты моя.
2
Аврора
— Не трогай меня!
Я снова попыталась его оттолкнуть, испытывая одновременно и ярость, и бессильный страх. Он был куда сильнее меня. Он всегда был намного сильнее меня.
— Прекрати! – увернулась от губ.
Пальцы его касались моей спины, блуждали по лопаткам, пробуждали память. От него пахло виски и едким сигаретным дымом, поцелуи были горькими, не несли в себе ничего созидательного. Только желание разрушить. И я понимала – он решил разрушить. Всё: меня, мою жизнь, моё будущее. А заодно и своё собственное.
— А его ты тоже просишь не трогать тебя? – кривая, злобная усмешка исказила его губы.
Крепко держа за волосы, он смотрел мне в лицо, скалясь, как увидевший врага цепной пёс.
— Или он трогает? Он же богатенький педик, лживая тварь твоего круга, ему можно, да? Трогать тебя, трахать тебя, называть тебя своей малышкой. Или как он тебя называет? Зайкой? Рыбкой? Киской?
— Это тебя не касается, — выплюнула я, и глаза его тут же блеснули чернотой. – Мои отношения с Марком тебя не касаются!
— Касаются, Рапунцель. И ещё как касаются. — На скулах его темнела щетина, губы так и кривились в презрении. – Ты же обещала, что всегда будешь моей, забыла? – пальцы в волосах сжались так сильно, что я не удержала стон. Вцепилась в его руку, выдохнула. – Что? – лицо его совсем близко.
Бьющий в нос запах виски и крепких сигарет. Носом он провёл по моей щеке, вдохнул, словно бы обнюхивал, изучал, запоминал меня и метил. Снова метил.
Сердце моё колотилось у самого горла, готовое вырваться испуганным зверьком. Он изменился. Этого Дениса я не знала. Совсем не знала и не была уверена в том, что хочу знать. Ладонь его, в последний раз пройдясь по спине, опустилась на бедро, юбки зашуршали под пальцами.
— Я тебе напомню, — дёрнул за волосы, сминая атлас, задирая его.
Его слова обжигали меня, его шёпот обжигал и скручивал душу ужасом. Он не шутил, и я это знала наверняка. Он и прежде-то не умел шутить, а теперь… Теперь я боялась представить, что будет дальше и чем всё это закончится. Для нас обоих.
— Я сказала, нет! – собрав все силы, процедила я и толкнула его в грудь. Ещё раз – неистово, отчаянно. – Нет, Денис!
Не знаю как, но мне всё-таки удалось вырваться. В тесном пространстве машины не осталось ни воздуха, ни места, повсюду был только он: его взгляд, его запах, воспоминания о прошлом и панический ужас. Едва сдерживая готовые вырваться наружу рыдания, я размахнулась. Ладонь обожгло, голова его дёрнулась. Я сжала руку в кулак.
— Нет! – выговорила, глядя прямо в его наполненные чернотой глаза. И повторила совсем твёрдо, хотя голос всё равно дрогнул: — Нет.
Верхняя губа его приподнялась, каждая мышца напряглась. На миг мне показалось, что сейчас произойдёт нечто страшное, что он ударит меня в ответ или… Я не знала, что именно, но воздух вокруг нас сгустился до такой степени, что стало невозможно дышать.
Несколько секунд Денис смотрел мне прямо в глаза, и этот его взгляд обжигал хлеще поцелуев, лишал любой надежды.
Моё «нет» было для него пустым звуком. Отсрочка, не способная ничего изменить. Мне вдруг подумалось, что он действительно сошёл с ума: такой опасной была бездна его глаз. Словно бы… Словно бы он ничего не боялся.
Я сглотнула. Хотела что-нибудь сказать, но слов не было. Ничего не было: ни прошлого, ни будущего, только «здесь и сейчас». Отвратительное, страшное и отчаянное. То «сейчас» которого никогда не должно было случиться. Ни при каком раскладе.
Выругавшись сквозь зубы, он отвернулся к рулю и, достав из бардачка помятую сигаретную пачку, прикурил.
Сердце моё колотилось всё так же сильно, а может быть, даже сильнее прежнего, горло сдавило. Я чувствовала, как дрожат руки, как к глазам подступают слёзы, и самой себе не могла объяснить, от чего они. Сожаление? Ярость? Страх?