Пожалуй, лучше вас пристрелить. Это, конечно, – риторическое заявление, но в остальном я честен. И если уж мне суждены паралич, рак или уготована моими соотечественниками тюрьма, то обойдитесь со мною столь же благородно, даже если не понимаете этого. Просто умертвите меня. Мне не нужна религиозная чаша с осадком бессмысленных унижений и оскорбительной боли на дне. Мне не нужна жизнь в клетке. И я ведь тоже не раскаюсь, если меня признают преступником: богохульником, врагом священного государства, осквернителем общественной морали, расхитителем гробниц или еще каким-нибудь монстром. В этом случае убить меня – и психологически правильно, и благородно (речь тут не о степени чьей-то правоты, а о разумности предпринятых действий).
Я знаю, что человек способен привыкнуть почти ко всему. Никто не желает терпеть участь Прометея. Уж лучше смерть! Но ведь все начинается постепенно. Сначала тебя приковывают к скале. И ты не считаешь это достаточным основанием для того, чтобы умереть. Затем прилетает орел и начинает хищно щелкать клювом. И опять ты не видишь в этом принципиального конца своему терпению. А хищник уже сдирает с тебя одежду. Но ведь это не намного хуже того, что уже было. В конце концов ты оказываешься тем самым Прометем, у которого стервятник год за годом выклевывает печень. Ты весь иссох, пожелтел и превратился в желчного гомункула, который ненавидит весь этот мир. Но ты все еще не готов расстаться с жизнью. Умирать нужно вовремя.
Знаменитый бунтарь Ницше говорил: «Познавший самого себя есть собственный палач». Но он не пожелал или не посмел вовремя умереть и стал свидетелем сифилитического распада собственной личности, проведя последние годы своей жизни в безумном, животном состоянии среди других сверхчеловеков психиатрической больницы.
Из всех человеческих привычек привычка жить – самая вредная. И самая фундаментальная. На чем основано такое мировое зло как эксплуатация человека человеком? Исключительно на эксплуатации его жизнелюбия. Этот мир именно таков, каков он есть, из-за людской привычки жить вопреки всему. В нем не было бы тюрем, полиций, армий, государств, политики и вообще всей человеческой истории, выстроенной на насилии и подлости, если бы человек меньше дорожил своей жизнью. В сущности, все мы приговорены к смерти. И жизнь нужно прожить как приглашение на казнь, которая вот-вот состоится. Только такое состояние можно назвать свободным.
Франсуа Вийон, сидя в своей камере, в ночь перед повешением написал:
И сколько весит этот зад,
Узнает завтра шея.
Впереди бесчеловечная приятность небытия. И никакого ханжества.
Анархизм и Зоопсихология
Однажды на заре, вооруженные пылающим
терпением, войдем мы в прекрасные города.
А. Рембо
Я подозреваю, что каждый, прочитавший заглавие этой статьи, воспримет в ней союз «и» как соединительный, а не как разделительный. Между тем, я использовал его именно в смысле противопоставления. Большинство людей убеждены, что анархия есть животное состояние первобытного общества, возвращение к которому есть лишь регресс. Человека с младенчества приучают к мысли, что власть есть благо. Попробовал бы ребенок зажить своим умом и без всякого контроля. Образ отца становится для него первым воплощением этой власти, и с тех пор всякая власть несет в себе элементы отеческого. Правда, Фрейд утверждал, что впоследствии сыну очень хочется убить отца за ту власть, которую он над ним имел в детстве.
Человек не есть общественное существо, он есть существо солипсическое, вынужденное жить в обществе. Глубочайшее заблуждение – считать, что общественное в его самосознании превалирует над индивидуальным. В истории человечества не было бы войн, государств, судов, тюрем и всех насильственных структур, а в его массовой психологии не было бы неврозов и психозов, если бы каждый человек не имел осознанного или бессознательного, заявленного или скрываемого им желания завоевать мир, подчинив общество своей сакральной воле. Этот мир есть то, что он есть, поскольку самосознание в нем изначально находится в непрерывном присвоении себе нуминозного Я. Вселенная тождественна самосознанию, и Синдром брамы преобладает над всем не только человеческим, но и животным бытием. В конце концов человек, как и животное, живет по Дарвину: отношения с социумом он выстраивает на демонстрации своей генетической привлекательности, неся как знамя свою внешность, свою силу, свой интеллект, свои социальный статус. Он только и делает, что завоевывает мир.