Мистический каннибализм, в котором съедается сердце врага, чтобы обрести его мужество, сохраняется и в самом просвещенном христианстве: поедая символическую плоть Христа, человек частично присваивает его себе, как это следует из самого термина «причащение». Доктрина Агнца – это коллективное пожирание Диониса, где каждому положен свой кусок. При этом жрецу всегда достается наибольший, и прихожане готовы с этим смириться, называя его «святым отцом» именно потому, что он получил большую долю от Бога. Однако сделай это кто-нибудь в единоличном порядке, – и это станет чудовищным грехом. Он присвоил себе нуминозное Я, не поделившись ни с кем. С другой стороны, именно к такому состоянию «объевшейся Богом сомнамбулы» стремятся все те, в ком начинают «говорить духи» : вавилонский прорицатель, дельфийская пифия, индейский шаман, колдун Вуду, медиум спиритуалистов, шайка вампиров, вся нечисть и, наконец, самая главная в христианском каноне сомнамбула – Антихрист, оккупант мистической территории Божьего самодержавия, который (в сомнамбулических же видениях апостола Иоанна) получит власть над землей.
Правда в том, что все живые существа, включая примитивных животных, уже причащены к Нуминозному Я. Благодаря этому они вообще живые, ибо, как уже сказано, без Сознания самосознание не может существовать. Евангельская фраза «Ищите Царство Небесное внутри себя» подразумевает, что «местожительством» Бога является душа (самосознание), а вовсе не храм, который Иисус, очевидно, именно поэтому призывал разрушить и был обвинен жрецами в богохульстве.
Человек, находясь в непрерывном «поедании» этого Я, и есть ангел, посланник Бога на землю. Но он же есть и демон, ибо чудовища – тоже порождения божьи. Все человеческие самосознания в этом мире оказываются в демократическом положении гаремных наложниц одного шаха, каждая из которых убеждена, что она самая любимая, ведь ее никогда не забывают. Сознание не покидает ее самосознание. Бог всегда с нею. Ее раздирают противоречивые чувства по отношению к другим возлюбленным: и ревность, и сострадание, и страх, и ненависть, и доверие, и в конечном итоге чувство абсурда, поскольку, по выражению Кьеркегора: «ее объект совершенно невероятен, иррационален и находится вне досягаемости любых аргументов». Ни одна одалиска не может быть уверена в том, что она самая любимая, а когда с нею случаются несчастья, и беды валятся на нее одна за другой, она начинает подозревать, что шах разлюбил ее. Самые зависимые вымаливают любовь. Самые скромные забиваются в угол. Самые наглые добиваются внимания и интригуют. Самые разобиженные покидают гарем.
В сущности, этот восточный шах, будь то мудрый правитель, духовный пастырь, политический вождь, государственный лидер или еще какой-то освященной толпой индивид, есть сублимация во внешний мир этого внутреннего нуминозного Я, с которым невозможно расстаться и невозможно слиться. Возникает исторический синкретизм. С одной стороны панпсихическое Сознание, низведенное до человеческого Бога, наделяется чертами всесильного владыки и деспота. А с другой стороны подрастающие на социальной ниве вполне земные цари и правители приобретают сакральные признаки этого Бога. Власть во все времена оказывается освящена. Она сохраняет этот статус даже в самой прогрессивной демократии, где президенты приобретают черты фрейдистского отца народа.
Как шутил (или не шутил) Д. Деннет: «Все мы – зомби. Никто не является сознающим». Эта провокационная фраза возвращает нас к древнему вопросу о свободе воли. Наглядной иллюстрацией к нему может послужить миллионная армия клонов-близнецов, возможная по крайней мере в гипотетическом эксперименте (как, например, в романе О. Хаксли «О, этот дивный, дивный мир»). Несомненно, каждый такой клон будет обладать полной автономностью действий, которые и будут формировать его абсолютно индивидуальную память. Т.о. по мере бытия этих клонов они будут все более отдаляться друг от друга, а содержимое их мозгов, изначально совершенно идентичное при их рождении, будет приобретать различные дифференциации на каком-то тонком уровне, который пока еще не доступен нейронауке. Такое развитие событий подразумевает не только свободу воли самосознания, но и его прогрессирующую индивидуальность. Каждое самосознание начинается как tabula rasa, на которой будет написана история его жизни в виде потока этого самосознания (интенций, гештальтов, бихевиористских актов и пр.). Иначе говоря, человек рождается как клон, но может стать выдающейся личностью в процессе своего бытия. В целом этот вывод как будто опровергает тезис Деннета.