М. Хайдеггер утверждает: «Присутствие есть сущее, которое есть всегда я сам, бытие всегда мое». А другой исследователь сознания Г. Райл здраво замечает: «Когда мы воспринимаем нечто, мы воспринимает неразрывную связь этого нечто с собою». Мы не просто мыслим, мы при этом сознаем то, что мы мыслим и «слышим» собственные мысли. Мышление в этом смысле не монолог, а – диалог. В каждое мгновение своего бытия мы воспринимаем и мир, и себя одновременно. Мы слышим себя, видим себя, обоняем и осязаем себя, как любое другое существо. И самое невероятное – мы можем убить себя, как постороннее существо. Для чистого сознания все это было бы невозможным.
Именно в этом заключается смысл знаменитого афоризма Декарта: «Я мыслю – следовательно существую». Что значит – существовать? Кажется, нет более простого вопроса, чем этот, но подразумеваемый нами ответ всегда оказывается тавтологией. «Существует все, что имеет физическую природу, т.е. существует реально», – заявляем мы. Но как мы узнаем эту реальность? И что значит реальное существование? Что может послужить в нашем понимании реальным критерием существования какой-либо вещи или явления? Очевидно, некий свидетель, который подтвердит их существование. В конечном счете, всякое существование, включая существование камня, кванта или Вселенной, требует наблюдателя. Если у чего-либо, сколь бы реальным оно не являлось, в принципе не может быть свидетеля, то оно, конечно, может существовать как ему угодно, но для нас это в принципе не имеет значения. Реально для нас только то, что может быть так или иначе нами воспринято (пусть даже через хитроумные технические приспособления, которыми пользуется экспериментатор для обнаружения волн, галактик, атомов, генов и т.д.).
Этот мост от физической реальности к нам, какие бы объективные опоры под него не ставились, полностью упирается в нашу субъективность. У всякой вещи должен быть свидетель. Если этой вещью является сознание, то его объективные свидетели могут быть обнаружены только в коммуникации с другими сознаниями. Иначе говоря, кто-то другой должен подтвердить существование вашего сознания, признать, что вы мыслите. Но мышление отличается от общения только тем, что в общении (диалоге) эти внешние свидетели могут присутствовать или отсутствовать, но для мышления (монолога) этот гамлетовский вопрос вообще не возникает. Тот, кто мыслит, и есть свидетель этого мышления. Если вы «не слышали» собственных мыслей, откуда вам знать, что вы вообще думали? Возможно, вы и думали, но это неизвестно даже вам. А уж всем остальным и подавно. Именно поэтому ваше сознание в каждом акте своего бытия есть самосознание.
И вот что говорит по этому поводу мистик С. Кьеркегор: «Я – это отношение, относящее себя к себе самому… то есть Я – это не отношение, но возвращение отношения к самому себе». Совершенно верно! А вот замечание еще одного мистика П. Тейяр де Шардена: «С точки зрения, которой мы придерживаемся, рефлексия — это приобретенная сознанием способность сосредоточиться на самом себе и овладеть самим собой как предметом, обладающим своей специфической устойчивостью и своим специфическим значением, — способность уже не просто познавать, а познавать самого себя; не просто знать, а знать, что знаешь». Именно так! Совсем уже не мистик С. Прист подходит еще ближе к пониманию этого: «Я есть индивидуальность, осознающая саму себя». И далее этот философ заявляет: «А сейчас я хотел бы сделать радикальное предположение: сознание не существует. Различные виды опыта, разумеется, существуют, но как только мы перечислим все виды опыта, которые имеет человек, то слово "сознание" уже не будет схватывать абсолютно ничего. Сознание есть ничто вне опыта». Можно привести десятки подобных цитат из сочинений тех, кто занимался и занимается сознанием. Но все они оставляют без внимания очевидный вывод из собственных слов: то сознание, о котором все говорят, есть всегда самосознание!
При этом акт самосознания есть в действительности акт самоотчуждения. Вот я смотрю на внешний для меня мир. Сознаю ли я при этом свое существование? Иначе говоря, сознаю ли я самого себя, разглядывая, например, книжку с пьесами Шекспира? Очевидно, да. Нет никакого обособленного Шекспира (это мог бы подтвердить только сам драматург как свидетель собственного сознания). Для каждого же из людей есть Шекспир и он, его свидетель. А теперь я обращаюсь в рефлексии к собственным чувствам и мыслям, абстрагируясь от внешнего мира и напрочь забывая английского драматурга. Быть или не быть, спрашиваю я себя. Сознаю ли я себя при этом? Очевидно, опять – да.