— А ты кто? — нарисовалась рядом со мной мелкая. Что-то везет мне на них.
— А ты?
— Я то Гордеева Анна. А Родомил мой папа.
— А ну если так, наверное, я твой брат. Не знаю, сколькиюродный, но брат точно.
— Ух ты! — обрадовалась она. — И не врешь ведь, я чувствую. Всегда мечтала иметь брата. Чтоб высокий был и сильный. А то Васелинка вечно дразнится и важничает — вот, мол, у меня есть, а у тебя нет. А чего там важничать? Гришка тупой и нос у него всегда мокрый. А ты вон какой. Надо с тобой пройтись по улице, чтоб все увидели и от зависти повесились. А еще я тебя с Беляной познакомлю. Вот она удивится.
— А Беляна у нас кто?
— Так сестра старшая. Двадцать годков, а дура дурой, да простит меня Велес. Одни парни на уме. А зачем они, вот ты мне скажи? Магией не могут пользоваться, ходят, будто до туалета не успели добежать, ноги растопыривая. Еще и важничают, и глупости говорят.
— Какие? — пытаясь спрятать улыбку, спросил я. Ну вот точь-в-точь Катя, только мелкий вариант.
— Да там все о чувствах, да о сеновале. Я не понимаю, если честно. Только сестра потом вся красная после этого ходит и глаза в потолок мечтательно закатывает. Говорю же — дура.
— Анька, ты чего это разглагольствуешь тут? — выскочила на порог весьма приятная девица. Про таких говорят кровь с молоком — грудастая, немного пышнотелая, но в самом соку. Правда, семейные черты в ней не проглядывались абсолютно. — И кто это с тобой?
— Знакомься, Беляна, это твой младший брат Сергей, -сказал шедший за нами Родомил.
— Это который цесаревич? — ахнула она, отступая.
— Именно он. Собери-ка нам поесть. Чую, разговор долгий будет, да нелегкий.
— Это как пойдет, — кивнул я. — Кстати, очень приятно.
— В-взаимно, — заикаясь, кивнула она и тут же испарилась, только коса и мелькнула.
— Я ж говорю, дура, — ещё раз довольно подтвердила свой диагноз Аня и потащила меня в трапезную.
В этом крыле поместья я еще не был и с удовольствием рассматривал обстановку. Хотя, что там смотреть — все было лаконично, в духе застывшего времени. Богатства убранства не наблюдалось, золотой посуды и кучи слуг тоже. Так сразу и не скажешь, что тут господа живут. И что у нас господа изволят кушать?
А кушать они изволили кашу с мясом, салатик и ядреный квас. М-да, ни разу не фуагра, конечно, но и я разносолами неизбалованный, подобной пище богов очень даже обрадовался, да так, что за ушами трещало, и я забыл, зачем пришел.
А чего? Я за это время, кроме каши, непонятно из чего сделанной, да мяса, добытого в лесу, ничего и не ел. Ну, и кроме воды, да браги из перебродивших ягод не пил. А тут такое роскошество.
В общем, поел я и сразу подобрел. Даже в сон немного потянуло. Пришлось взбодриться молнией и начать умный разговор, надеясь, что к его концу никому бить морды не придется.
Девчонки расселись на лавках и затихли, справедливо полагая, что если их заметят, то могут выгнать. А уши погреть сильно хотелось. А еще они смотрели на меня. И если мелкая с вполне понятным интересом — свои планы она уже озвучила и теперь думала, как это круто провернуть.
А вот Беляна просто лупилась, чуть раскрыв рот, и я, черт возьми, знал этот взгляд! Так на меня смотрела Линь, Дильнура и прочие — как на кусок мяса, которой хотят съесть. Встряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли и возвращая их в правильное русло.
— Как обстановка вообще? В мире и России? Что про моих слышно?
— Ты это к чему спрашиваешь? —насторожился дядька, и я понял, что попал в цель.
— Да мне тут сорока на хвосте принесла, что не все ладно у нас. Хотелось бы подробностей. Мы ж тут как на облаке живем, от всего мира отрезанные. Или нет?
— Что за сорока? — подобрался он.
— Ее сейчас Старшие расспрашивают. И не одна она там. Потом расскажут, что и как. И если то, что расскажут они, будет отличаться от того, что расскажешь мне ты, я этого не перенесу, а ты, наверное, не переживешь.
— Угрожаешь мне? Родному дядьке?
— Ну, ты сам посуди. Главное в семье — это доверие. Пока я верю тебе, мы семья, в которой не принято друг другу врать. А если веры нет, то, значит, ты мне совсем чужой человек и отношение к тебе другое. Родного дядьку я и пальцем не трону, а вот вруна могу заподозрить в заговоре… Ну и дальше сам все понимаешь. Буду казнить и миловать. Возможно, только казнить. Так что кончай вертеть хвостом и начинай излагать. Сегодня я добрый и все прощу… Наверное.
Тот долго смотрел на меня странным взглядом. Я прям чувствовал, как в его голове вертятся шестеренки. Борьба между долгом и семьей велась нешуточная и все ее грани я отчетливо видел на его лице. Нет, он не боялся меня, а скорей… за меня. Именно так я понял его тяжелый вздох. Что ж, посмотрим, что пересилит.