Мой лучший и единственный друг, поняв, что ему пощады не будет, укреплялся вместе со мной. Это я понял, когда в одной из драк по нему со всей силы зарядили шестом. Палка сломалась, а я даже боли не почувствовал. Иногда он вставал, гордо поднимая голову, но не видя ничего интересного, прятался в ожидании. То есть, толпы голых баб были ему уже неинтересны? Это меня тревожило, но не сильно. На блуд или похабные мысли сил не оставалось.
— Один восемь, мать твою, шире движения! — орала Старшая.
Ну да, нас стало меньше. Одна сгорела, другой проткнули мечом живот, и она истекла кровью, ну, а третья сгинула в лесу, во время очередного идиотского задания Старших.
Я же в данный момент тренируюсь с трехзвездной цепью ханьской цзебяни. Это оружие мне никак не дается и все время норовит зарядить по самым интересным местам. Зато я им булыжник с мою голову запросто на части могу развалить. Если попаду, конечно. Примерно каждые пятнадцать — двадцать минут я падаю от очередного перелома конечности и жду, пока регенерация их восстановит. Ну, и отдыхаю, конечно. Правда, Старшая зорко следит, чтобы ни секунды лишней на холодном полу не провел.
Ну, насчет холодного я погорячился. Весна вступала в свои права, на улице было максимум минус десять, что для нас теперешних было комфортной температурой. Да для меня даже минус пятьдесят уже не страшно! Максимум, поежусь от ветерка, не более. Попробуйте просидеть внутри ледяной глыбы пару часов каждый день и тогда меня поймете.
Вот я и махал, стараясь попасть не только по себе, но и по встающим мишеням. С соперником драться таким оружием было нельзя, ну, или только с щитами, потому как любое попадание — это травма, не совместимая с жизнью. А нам пока щиты не разрешали ставить на тренировках.
— Один восемь, на выход, -скомандовала еще одна Старшая.
— С вещами? — холодно пошутил я.
— Рано еще. Дядька Родомил ждет.
— Есть, — ответил я, положил цеп в специальную стойку, пригладил волосы и… все. Все мое было на мне. За время учебы мы несколько раз таскались к камню, я послушно сидел — отдыхал, но ничего не чувствовал. Нет, чувствовал какую-то, ну, не знаю, неуверенность, что ли. Но это так, слабенько, на уровне фантазии.
Вот и сейчас мы зашли в ставшую привычной мне комнату, я сел в кресло и замер, готовясь подремать.
— Не пойму, почему камень тебя не принимает, — впервые заговорил Родомил со мной. В ответ я только пожал плечами — болтать не хотелось, а вот спать очень.
— Попытайся почувствовать его, ощутить его силу, его дыхание. Ты же Гордеев, кровь от крови рода. Если уж девочки получили его благословение, то тебе сам Велес велел.
— А он не понимает, что со мной делать, — внезапно ответил я. — Привык, что к нему только девок таскают, настроился на женскую энергетику, а вот мужская для него чужда, хотя и создан он именно мужчиной.
— Так вот оно что! — хлопнул тот себя по лбу. — А я-то, старый дурень, голову ломаю… Уже и сомневаться стал, родной ли ты нам.
— Вам — это кому?
— Так я ж тоже Гордеев. Из побочной изначальной ветви, но все же. Племянник ты мой.
— Рад, очень рад, — равнодушно отреагировал я. Нет, а что мне, к нему на шею, что ли, бросаться?
— Смотрю, школа сильно на тебя подействовала.
— Ну, вы же знали, что так будет. И если вы не против, я вздремну, а то мне ночью в дозор заступать.
— Тебя сюда не спать приводят, а чтобы ты делом занялся! — вспыхнул он.
— Так и скажите, чего делать. Я ж не против.
— Сказать? Ладно, не хотел я этого, да видать, придется. Пошли со мной, по-иному все сделаем.
Развернувшись, он вышел за дверь, ну а я за ним. Интересно, он меня сразу в жертву принесет или помучиться заставит? Эта мысль меня почему-то развеселила и я улыбнулся. Вот только он, обернувшись, вздрогнул, будто от удара, и резко ускорился. Нет, он побежал. Я тоже побежал. Он заорал — и я заорал. Я так и не понял, от кого мы убегали, но было весело. А потом мы добежали. И веселиться сразу перехотелось…
Глава 10
Глава 10
Шли, а временами бежали мы недолго. Завернув за дом, углубились в чащу леса. Остановились.
Смотрю — перед нами небольшая поляна, усеянная языческими символами, идолами, коровьими черепами. Капище Велеса, догадался я.
Напоминало оно по форме четырехгранник или крест. Смотрю, там прибирается мужчина лет тридцати на вид. Мне стало немного не по себе, приближаться совсем не хотелось, тем не менее, я шагнул следом за Родомилом через специальные врата, «украшенные» черепом.
Мужчина, окруженный полчищами комаров, от которых не спасали даже зажженные «спиральки», сметал в кучу золу и угли. Я начинаю интересоваться, мол, что да как. Хранитель — именно так я почему-то о нём подумал — объяснил мне, что место это выбрано неспроста, тут — слияние тектонических плит, и во время обрядов открывается портал в другой мир.
На вопрос, тот мир хороший или плохой, он ответил коротко: они разные. А в нашем мире всё весьма относительно.
Тут, кстати, мне вспомнилась «Матрица». А он добавил, что Исторические Валы (которые охраняли когда-то Грифоны(!)), «смотрят» именно в сторону этой поляны. Я, как любитель подобных баек, слушал с нескрываемым интересом. Он и рассказал, как еще несколько лет назад повстречал в этом лесу Лешего. Начал рубить дерево (как потом оказалось, под этим деревом некогда были убиты маги), тут его кто-то дёргает за плечо. Оглядывается и видит краем глаза старичка невысокого роста, но как ни пытается его «поймать взглядом», тот исчезает. Ещё добавил что в Нургушских горах повстречал нечто, похожее на Йети, от которого исходят клубы пара.
Но нашу увлекательную беседу прервал Родомил, что-то делающий возле большого камня метров пяти высотой. То по кругу его обойдет, то приплясывать начинает, то рукой его гладит. Я уж грешным делом подумал, что кукухой дядька поехал от испуга.
— Все, — остановился он и вытер пот со лба. — Теперь окропи камень своей кровью, а после положи на него свои руки.
— Да щаз-з-з! — возмутился я и предусмотрительно отошел от него на пару шагов. — Ты сам-то не видишь, что он грязный? А вдруг какую инфекцию подхвачу? Мало мне того, что в школе прибить постоянно пытаются, так еще и ты туда же.
— Сомнений в тебе много, — подошел ко мне Хранитель. — Дух твой мечется, не зная, за что зацепиться. Сколько уже живешь в этом мире, а якорем, к нему привязывающим, так и не обзавелся.
— Чего это не обзавелся? А мамы? Я их очень люблю. И девчонки — хоть и с прибабахом, но они мои. Да и батя как родной…
— Это все не то. Они притягивают тебя, но не держат. Появятся лучшие условия, покинешь ты его без жалости.
— Эй, вот только не надо обвинять меня в корыстолюбии! Не я все это выбирал. Да что там, мне и выбора не дали — иди, сказали, и всех нагибай. А я, может, не хочу нагибать — мне бы на райский остров, да чтоб не дергали.
— Нет в твоих линиях судьбы подобной ветки, — покачал он головой. — Все, что происходит — предопределено, и не тебе противиться воле богов.
— Один, не знаю, умный ли, человек сказал, что свою судьбу я творю сам.
— Верно. И сейчас стоишь ты на распутье. Дотронься до камня, не бойся. Не причинит он вреда, а польза, глядишь, и будет…
— Да с кем ты разговариваешь? —прервал его голос дядьки.
Я моргнул — и все изменилось. Не было больше ухоженной поляны, не было ворот, через которые мы прошли, как и не было и того мужика, с которым я только что общался. Встряхнув головой, отгоняя мысли о галлюцинациях и соображая, что же такое я утром съел, что стало мерещится всякое, я подошел к камню.
Протянутый Родомилом нож послушно лег в руку, и она сама, будто зная, как правильно, уколола меня в каждый палец левой руки. А после, поменявшись местами, нож проделал то же с правой.
Шаг вперёд — и вот я стою вплотную к камню. Руки сами легли на едва незаметные выемки, руны, до этого скрытые, ярко засветились, и вот я стою на высокой скале, чье основание омывают воды светящегося на солнце моря.