Все вокруг являло собой молчаливую и немалую дань уважения божеству по имени «Деньги» и его почитателям. Рассел хорошо знал их и знал, как крепка их вера.
Его лично деньги мало интересовали, тем более сейчас. Единственное, чего ему хотелось, — перестать быть неудачником.
Раз и навсегда.
До сих пор он оставался неудачником, повсюду пребывая в тени. В тени своего отца, своего брата, своей фамилии, огромного офисного здания фирмы в Бостоне. В тени заботливого крыла матери, пока ей удавалось справляться с огорчениями и затруднениями, которые он обрушивал на нее своими поступками.
Теперь пришел момент выйти из тени и самому рисковать. Он не стал спрашивать себя, что на его месте сделал бы Роберт. Теперь он сам знал, что делать. Поведать миру историю, попавшую ему в руки, можно только одним-единственным способом — необходимо расследовать ее до конца, а потом изложить с самого начала.
Самому.
Когда он наконец понял это, воспоминание о брате изменилось. Рассел всегда настолько идеализировал его, что отказывался считать человеком со своими достоинствами и недостатками, каковых годами упрямо не замечал. Теперь брат перестал быть мифом, а стал другом, чей образ его не покинет, точкой отсчета, а не кумиром на слишком высоком пьедестале.
В дверях появился лысый мужчина в очках, в безупречном синем костюме и направился к секретарше. Увидев его, она поднялась ему навстречу:
— Мистер Кли, если будете так любезны и подождете несколько секунд, мистер Робертс сразу же примет вас.
Посетитель кивком поблагодарил ее и осмотрелся, куда бы сесть. Заметив Рассела, брезгливо окинул взглядом его измятый костюм и прошел к креслу подальше. Рассел понимал, что его присутствие в этом офисе — фальшивая нота в уютном царстве гармонии и хорошего вкуса. Он улыбнулся. Похоже, его главный талант — неизменно служить неприятной неожиданностью.
Невольно вспомнились слова Вивьен в тот вечер, когда он поцеловал ее.
Единственное, в чем я уверена, — мне не нужны осложнения…
Он заявил тогда о том же, но знал, что лжет. Он чувствовал, что Вивьен — это новая история, мост, по которому он хотел пройти, чтобы узнать, кто там, на другом берегу. Впервые в жизни не убежал. И на своей шкуре испытал то, от чего нередко заставлял страдать других женщин. С горьким чувством иронии, смешанной с неловкостью, он услышал тогда слова, которые сам произносил много раз, прежде чем повернуться и уйти. Он даже не позволил Вивьен закончить разговор. Чтобы не получить ранения, предпочел ранить сам.
Потом, сидя в машине и глядя в окно, почувствовал себя одиноким и ненужным, обдумывая единственную истину: та ночь оказалась хороша для него, словно костюм, сшитый по мерке, и тем не менее без осложнений не обошлось.
Только для него, судя по всему.
Когда у него на глазах Вивьен вдруг превратилась в незнакомого человека, он вышел из квартиры на Бродвее, убитый разочарованием и обидой. Зашел в какой-то жуткий бар с желанием выпить что-нибудь крепкое, что растопило бы ледяной ком в желудке. Но, пока ожидал бармена, это намерение рухнуло. Он заказал кофе и стал думать, что же делать дальше.
Он совершенно не собирался отказываться от расследования, но понимал, насколько трудно добиться результата только своими силами. И с огорчением признал, что единственный возможный путь — это обратиться за помощью к своей семье.
Мобильник не работал — и батарейка села, и деньги кончились, — но он приметил в глубине бара телефон-автомат. Оплатив кофе и получив пригоршню центов, он решил сделать один из самых трудных в своей жизни звонков.
Монетки опустились в щель с обнадеживающим шумом, и он набрал номер своего дома в Бостоне, нажимая на кнопки, словно судовой радист, посылающий в эфир отчаянный призыв SOS.
Ответил, естественно, безликий голос кого-то из слуг:
— Дом семьи Уэйд. Добрый день.
— Добрый день. Это Рассел Уэйд.
— Здравствуйте, мистер Рассел. Это Генри. Чем могу помочь?
Лицо дворецкого, всплывшее в памяти, наложилось на рекламные плакаты, висящие перед глазами. Среднего роста, аккуратный, безупречный. Именно такой человек и необходим для управления огромным домом, где живет семья Уэйд.
— Я хотел бы поговорить с моей матерью.
Последовала вполне понятная короткая пауза. Слуги, как упрямо называла их мать, имели весьма четкие указания на этот счет и, конечно, знали о его трудных взаимоотношениях с родителями.