Взглянув на монитор, она сразу поняла, что произошло. Достала из кармана телефон и позвонила.
— Доктор, зайдите, пожалуйста, в палату двадцать восемь.
Вскоре в коридоре послышались быстрые шаги, и вошел доктор Савине — невысокий, средних лет человек, с залысинами, умеющий держаться соответственно своей профессии. Доставая из кармана фонендоскоп, он подошел к кровати, откинул простыню и приложил инструмент к исхудалой груди Греты. Несколько мгновений понадобилось ему, чтобы понять, и еще одно — чтобы обратиться к Вивьен с привычным в подобной ситуации выражением лица.
— Мне очень жаль, мисс Лайт.
Слова его, однако, прозвучали не формально. Вивьен знала, что персонал и врачи «Марипозы» близко к сердцу приняли этот случай. Их бессилие перед прогрессирующей с каждым днем болезнью вызывало ощущение поражения, которое они разделяли с ней. Она отошла от кровати, чтобы не видеть, как простыня накроет лицо Греты.
От горя и переутомления у нее закружилась голова, она покачнулась и прислонилась к стене, чтобы не упасть. Доктор Савине поспешил к ней, поддержал, усадил в кресло у кровати. Вивьен почувствовала, как опытные пальцы проверили ее пульс.
— Мисс, вы совсем обессилели. Не лучше ли было бы немного отдохнуть?
— Очень хотела бы, доктор. Но не могу. Не сейчас.
— Если не ошибаюсь, вы ведь работаете в полиции, верно?
Вивьен взглянула на доктора, и он увидел на ее лице усталость и волнение.
— Да. И во что бы то ни стало должна вернуться в Нью-Йорк. Это вопрос жизни или смерти.
— Здесь вы уже ничего не можете больше сделать. Если не знаете, куда обратиться, дадим вам адреса нескольких похоронных бюро, очень хороших и очень скромных. Они обо всем позаботятся.
Савине обратился к медсестре:
— Мег, пойдите приготовьте документы для свидетельства о смерти. Сейчас приду и подпишу.
Когда она вышла из палаты, Вивьен поднялась с кресла, чувствуя, что ноги еле держат ее.
— Доктор, меня ожидает ужасный день. И мне сейчас никак нельзя заснуть.
Она помолчала, стараясь преодолеть смущение.
— Странно, что об этом вас просит сотрудник полиции, но мне нужно принять что-то, чтобы не спать.
Врач как-то загадочно и понимающе улыбнулся:
— Ловушка? А потом я окажусь в наручниках?
Вивьен покачала головой:
— Нет. Я только искренне поблагодарю вас.
Савине немного подумал.
— Подождите здесь.
Вышел из комнаты и вскоре вернулся с белой пластиковой коробочкой, встряхнул ее, и стало слышно, как внутри брякнула таблетка.
— Вот. В случае необходимости примите. Но имейте в виду, алкоголь недопустим.
— Такой опасности нет. Спасибо, доктор.
— Удачи, мисс Лайт. И еще раз примите мои соболезнования.
Вивьен осталась одна. Постаралась убедить себя, что сестры ее в этой комнате больше нет, что тело, лежащее на кровати под простыней, — это лишь оболочка, много лет хранившая ее прекрасную душу, некая емкость, взятая в долг, которая вскоре будет возвращена земле. И все же не могла удержаться, чтобы не посмотреть на Грету в последний раз и не поцеловать ее.
На тумбочке возле кровати стояла бутылка с водой. Она открыла коробочку, которую дал врач, и бросила таблетку на язык. Запила из бутылки водой, которая показалась соленой, как слезы. Потом сняла с вешалки свою куртку и вышла из комнаты.
В вестибюле у регистрационной стойки две девушки в белых халатах помогли ей связаться с похоронным бюро, и она сделала необходимые распоряжения.
Затем осмотрелась. Здесь ей больше нечего было делать, а самое главное — она уже ничего и не могла сделать. Когда сюда привезли Грету, она оценила изысканную строгость «Марипозы». Теперь же это было просто место, где люди иногда не выздоравливают.
Выйдя на улицу, она прошла к своей машине на парковке и, наверное, испытала эффект плацебо, по-тому что таблетка не могла подействовать так быстро, а она уже почувствовала, что усталость прошла и ей стало лучше.
Вивьен села в машину, завела двигатель и выехала из города, направляясь к Пэлисейдс-парквей, которая выведет ее из Нью-Джерси. По дороге перебирала в памяти последние события.
Накануне, когда преподобный Маккин сообщил ей свой секрет, нарушив одно из строжайших церковных правил, она пришла в восторг, но и встревожилась тоже.
С одной стороны, речь шла об ответственности перед ни в чем не повинными людьми, чья жизнь находилась в опасности, — о той самой ответственности, которая в конце концов и заставила священника обратиться к ней. С другой стороны, возникало желание избежать последствий этого решения, которое привело бы к серьезным переживаниям. «Радость» Майкла Маккина слишком важна. Ребята, о которых он заботился, обожали его. Община нужна была не только им, но и всем, кто еще придет сюда и увидит, что он ждет их.