Он понимал только, что именно ему хочется сделать. И сделал это.
Он обошел стол и приблизился к Вивьен. Обхватил ладонями ее лицо и поцеловал, нежно, осторожно прижавшись к ее губам. На какое-то мгновение она ответила на поцелуй, но тотчас решительно оттолкнула его.
Рассел заметил, как участилось ее дыхание.
— Эй, осторожней. Тихо. Я не это имела в виду, когда пригласила тебя сюда.
Она повернулась, как бы желая зачеркнуть случившееся. Несколько секунд занималась макаронами, предоставив Расселу любоваться ее спиной и ощущать запах ее волос. Он услышал, как она тихонько бормочет себе под нос:
— А может, и имела в виду. Нет, сама не знаю. Единственное, в чем я уверена, — мне не нужны осложнения.
— А мне тем более. Но если такова цена за то, чтобы получить тебя, охотно на них соглашусь.
Спустя мгновение Вивьен обернулась и закинула ему руки на шею:
— В таком случае к черту макароны.
Она подняла голову и на этот раз поцеловала его не отталкивая. Рассел ощутил ее тело, прижавшееся к нему, — в точности такое, каким представлял его. Крепкое и нежное — утешение сегодня и отчаяние вчера.
Сунув руку под кофточку и гладя ее кожу, он спрашивал себя, почему здесь, почему сейчас, почему она и почему не раньше. Целуя его, прикрыв от наслаждения глаза, Вивьен увлекла его в спальню. Полумрак принял их и убедил, что это самое подходящее место для них и для того возбуждения, которое срывало одежду и превращало тело в священный храм.
Утопая в ней, забыв обо всем на свете, Рассел не мог понять одного: что же такое Вивьен — восходящая заря или отблеск заката.
Зато определенно знал, что имя отражает ее суть. Свет, и все тут.
Потом они лежали, слившись друг с другом так, словно ее кожа — естественное продолжение его. Рассел почувствовал, как проваливается в сон, но тут же вздрогнул от страха потерять ее. Оказалось, он спал всего несколько минут. Протянул руку и обнаружил, что кровать пуста.
Вивьен стояла у окна. Он увидел ее против света, за прозрачной занавеской. Поднялся и подошел к ней. Отодвинул занавеску и обнял сзади. Она прижалась к нему в ответ, просто и естественно, словно должно быть только так. И никак иначе.
Рассел коснулся губами ее шеи и вдохнул запах ее кожи — запах, какой бывает у женщины после любви.
— Ты где?
— Здесь. Там. Повсюду.
Вивьен легким жестом указала на реку за окном, на весь мир.
— И я с тобой?
— Ты всегда был со мною, я думаю.
Они помолчали. В словах больше не было нужды.
За окном спокойно текла река, отражая свет — ненужную роскошь для их глаз. Все, что требовалось для разрушения и созидания, находилось в этой комнате.
Они стояли, обнявшись, радуясь счастливой минуте, как вдруг на горизонте вспыхнул ослепительный свет, моментально заполнив собою все пространство между домами и запечатлев их силуэты в оконной раме.
Через несколько мгновений они услышали непристойный и дерзкий грохот взрыва.
— Мы по уши в дерьме.
Капитан Алан Белью швырнул «Нью-Йорк Таймс» в кучу других газет, валявшихся на столе. После ночного взрыва все они одна за другой вышли экстренными выпусками. Все переполнены предположениями, домыслами, советами. И все одинаково задавались вопросом, что делают следственные органы, как намерены обеспечить безопасность граждан.
Телевизионные каналы занялись этим событием, отодвинув все остальное, что бы ни происходило в мире, на второй план. Вся планета стояла у окна, и в город прибывали корреспонденты со всего мира, как будто Америка находилась в состоянии войны.
Новый взрыв произошел поздно ночью на берегу Гудзона в районе, получившем прозвище Адская Кухня, на пересечении Двенадцатой авеню и Сорок восьмой улицы, как раз рядом с авианосцем-музеем «Интрепид».
Взлетел на воздух громадный ангар, его буквально разорвало в клочья. Осколки повредили пришвартованное рядом судно и находившиеся на нем самолеты и вертолеты — трагическая картина, напоминавшая о войнах, в которых они принимали участие.
В соседних зданиях воздушной волной выбило стекла. Скончался от инфаркта пожилой человек. Часть дороги обрушилась в Гудзон, и пожар долго освещал печальное зрелище — объятые пламенем обломки, плывущие по реке, и груду руин там, где только из-за позднего времени не произошло нового памятного кровопролития.
Жертв насчитывалось примерно два десятка и какое-то неопределенное число легкораненых.