— Это хорошо, — проговорил он, сжав кулаки. На следующий день он отправился в деревню и сейчас же вернулся.
— Ты ее видел? — спросил я его. — Как она себя чувствует?
— С ней все в порядке, — сказал старый грек, — она умирает.
Широким шагом он направился в горы. В тот же вечер, не поужинав, Зорба взял палку и вышел.
— Куда ты идешь, — спросил я его, — в деревню?
— Нет, я немного прогуляюсь и тут же вернусь.
Тем не менее, он решительно направился в сторону деревни.
Я устал и лег спать. Мозг мой снова устроил смотр всего пережитого, воспоминания цеплялись одно за другое, меня вновь охватила печаль, мысли перескакивали с предмета на предмет и, наконец, снова вернулись к Зорбе.
«Если он встретится с Манолакасом на одной дорожке, — думал я, — этот сумасшедший критский великан сразу набросится на него. Похоже, что все эти дни он сидел взаперти и зализывал свои раны. Стыдясь показаться в деревне, Манолакас без конца уверял, что если ему попадется Зорба, он разорвет его на кусочки, как «кролика». Еще вчера, в полночь, один из рабочих видел, как тот с ножом бродил вокруг нашего сарая Если они встретятся сегодня вечером, произойдет убийство».
Одним прыжком я поднялся, оделся и быстро направился по дороге в деревню. Теплая влажная ночь благоухала диким левкоем. Вскоре я различил в темноте медленно шедшего Зорбу, похоже, он здорово устал. Останавливаясь время от времени, чтобы посмотреть на звезды, прислушаться, он снова продолжал путь, чуть ускорив шаг; слышался стук его палки о камни.
Он подошел к саду вдовы. Воздух был напоен ароматом цветов лимона и жимолости. В эту минуту среди апельсиновых деревьев зазвучала умопомрачительная душераздирающая трель соловья. Он пел во мраке, и у вас перехватывало дыхание. Зорба резко остановился, у него, видно, тоже перехватило дыхание от этих нежных звуков.
Вдруг тростниковая изгородь шевельнулась, острые стебли зашумели, как стальные лезвия.
— Эй, приятель! — произнес низкий грубый голос. — Эй, старикашка, наконец-то ты мне попался!
Я похолодел. Голос был мне знаком. Зорба сделал шаг, поднял свою палку и снова замер. При свете звезд я видел каждое его движение. Одним прыжком громадный верзила выскочил из тростника.
— Кто здесь? — крикнул Зорба вытянув шею.
— Это я, Манолакас.
— Иди своей дорогой, убирайся отсюда!
— Ты меня обесчестил, Зорба!
— Это не я тебя обесчестил, Манолакас, убирайся, говорят тебе. Ты крепкий парень, но удача от тебя отвернулась, она слепа, разве ты не знаешь этого?
— Удача или неудача, слепая или нет, — сказал Манолакас (я слышал, как скрипнули его зубы), — а я хочу смыть свой позор. И именно сегодня. У тебя есть нож?
— Нет, — ответил Зорба, — у меня только палка.
— Так сходи за ножом. Я тебя подожду здесь. Иди же! Зорба не шевелился.
— Ты что, боишься? — прохрипел, насмехаясь Манолакас. — Иди же, я жду тебя!
— Что я буду делать с ножом, старина? — сказал Зорба, начиная злиться. — Скажи, что мне с ним делать? Вспомни, в церкви у тебя был нож, у меня его не было, не так ли? И все равно, мне кажется, я ловко выкрутился. Манолакас взревел:
— Так ты еще и издеваешься надо мной? Удачный момент ты выбрал, у меня нож, а у тебя его нет. Неси свой нож, грязный македонец, и мы померяемся силой.
— Брось свой нож, а я брошу свою палку, и тогда померяемся силой, — ответил Зорба, дрожащим от гнева голосом. — Ну же, давай, грязный критянин. Зорба поднял руку и бросил свою палку, я услышал, как она стукнула в камыше.
— Брось свой нож! — снова крикнул Зорба.
Совсем тихо, на цыпочках, я приблизился и в свете звезд успел увидеть блеснувший в камышах нож. Зорба поплевал на ладони.
— Смелее! — крикнул он, собрав все силы. Но прежде, чем молодцы успели накинуться друг на друга, я бросился между ними.
— Остановитесь! — крикнул я. — Подойди ко мне, Манолакас, и ты тоже, Зорба. Вам не стыдно? Противники медленно сближались.
— Пожмите друг другу руки! — сказал я. — Вы оба отличные парни, помиритесь.
— Он меня оскорбил… — сказал Манолакас, пытаясь высвободить руку.
— Тебя нельзя так легко оскорбить, капитан Манолакас! — возразил я. — Вся деревня знает тебя как смелого человека. Забудь о том, что произошло у церкви. То был злополучный день. Теперь это в прошлом, все кончилось! И потом, не забывай, что Зорба нездешний, он македонец и для нас, критян, будет бесчестьем поднять руку на гостя. Ну, дай же твою руку, вот это настоящая смелость, и пойдем к нам в хижину, выпьем по стаканчику и нажарим колбасы, чтобы скрепить дружбу, капитан Манолакас! Я полуобнял Манолакаса, подтолкнув его немного в сторону.
— Он уже стар, бедняга, — прошептал я ему на ухо, если такой молодой и сильный парень, как ты, одержит над ним верх — это не принесет славы! Манолакас смягчился.
— Ладно, — ответил он, — чтобы доставить тебе удовольствие.
Он сделал шаг к Зорбе, протянув огромную тяжелую лапу.
— Что же, дружище Зорба, — сказал он, — дело прошлое, давай свою руку!
— Ты мне ухо отгрыз, — сказал Зорба, — будь же здоров, держи, вот моя рука!
Они долго жали друг другу руки, сжимая их все сильнее. Я испугался, что они снова схватятся.
— У тебя крепкая рука, — произнес Зорба, — ну и силен ты, Манолакас.
— И ты тоже сильно сжал мне руку, сожми сильнее, если можешь!
— Остановитесь! — воскликнул я. — Пойдемте, отпразднуем нашу дружбу. Я встал между ними. Наконец мы вернулись на наш берег.
— Урожай в этом году должен быть неплохим… — сказал я, чтобы сменить тему, — было много дождей. Но никто не поддержал меня. У них все еще перехватывало дыхание. Вся моя надежда теперь была на вино.
Мы подошли к нашей хибаре.
— Добро пожаловать к нам в дом, капитан Манолакас! — сказал я. — Зорба, поджарь-ка колбасы и приготовь
выпить. Манолакас сел перед домом на камень. Зорба взял пучок ароматной травы, пожарил колбасы и наполнил стаканы.
— За ваше здоровье! — сказал я, подняв свой стакан. — За твое здоровье, капитан Манолакас! За твое здоровье, Зорба! Чокнемся! Мы чокнулись, Манолакас плеснул несколько капель вина на землю.
— Пусть моя кровь потечет, как это вино, — торжественно произнес он, — пусть моя кровь потечет, как это вино, если я подниму на тебя руку, Зорба.
— Пусть и моя кровь потечет, как это вино, — произнес Зорба, тоже немного плеснув на землю, — если я вспомню про ухо, которое ты мне отгрыз, Манолакас!
23
Едва рассвело, Зорба сел на постели и разбудил меня.
— Ты не спишь, хозяин?
— Что случилось, Зорба?
— Мне приснился какой-то странный сон. Похоже, нам скоро отправляться в путь. Послушай, ты станешь смеяться. Будто в нашем порту появилось судно, громадное, как город. Оно прогудело, готовое к отплытию. Я с попугаем в руках прибежал в деревню, чтобы успеть на него. Прибегаю, взбираюсь на судно, а капитан тут как тут: «Ваш билет», — кричит он мне. «Сколько он стоит?» — спрашиваю я, вытаскивая из кармана пачку банкнот. «Тысячу драхм». — «Надо же, будьте милостивы, а нельзя ли за восемьсот?» — прошу его я. «Нет, только за тысячу». — «У меня лишь восемьсот, возьмите их». — «Тысячу и ни на грош меньше! Иначе убирайся и побыстрее!» Мне стало очень досадно. «Послушай, капитан, — говорю я ему, — в твоих же интересах, возьми восемьсот, которые я тебе даю, иначе я проснусь, старина, и ты потеряешь все!»
Зорба прыснул:
— Забавная вещь — человек! Ты его наполняешь хлебом, вином, рыбой, редисом, а взамен слышны вздохи, смех и мечтательные речи. Настоящая фабрика! В нашей голове (я в это очень верю) есть звуковое кино, где говорят. Внезапно Зорба прыгнул из постели.
— Но зачем попугай? — воскликнул он с беспокойством. — Что бы он значил, этот попугай, который отправился со мной? Эх! Боюсь, что… Он не успел закончить. Вошел рыжий, приземистый гонец, похожий на дьявола, он едва переводил дух.
— Ради Господа Бога! Несчастная дама кричит, чтобы позвали врача! Она умирает, она говорит, что умирает, и ее смерть будет на вашей совести. Мне стало стыдно. Из-за потрясения, в которое нас ввергла вдова, мы начисто забыли нашу старую подружку.