— Ты не виновата.
Она удивленно вскинулась. Всхлипнула еще раз и глаза отвела.
— Осуждаешь?
Он покачал головой.
— Я понимаю, зачем ты это сделала. Глупо, конечно, но мы все иногда совершаем глупости.
— Все они считают, что из-за меня…
— Поверь, обо мне думают многое. И не все мысли о том, как я прекрасен. С этим нужно смириться — всем мил не будешь. Ты сильная — переживешь. — Он выпустил ее руку и встал. Отвернулся и шагнул к выходу, словно то, что он хотел сказать, сложно было говорить в глаза. — Приятеля твоего я жалеть не стану. Будет возможность убить — убью. Это так, на всякий случай. Чтоб без обид. — И бросил уже у самой двери: — Поправляйся.
Разговор Иры с Эриком принес облегчение, которое тут же сменилось дикой усталостью. Я слонялась по дому, отрешенная и сонная, изредка отвечая на редкие вопросы. Меня избегали. Сторонились, будто чувствовали: со мной рядом беда.
Беда притаилась. Проникла незримым духом в дом, обойдя сильнейшую защиту скади, и поселилась внутри. Клубилась в углах, пугала тенями, и напряжение, исходящее от тех, кто находился в тот вечер у скади, лишь добавляло ей могущества.
Мирослав прибыл почти сразу. И Филипп. Я удивилась, ведь кто мог позвонить ему? И зачем? Он давно уже не друг. Впрочем, не враг тоже, но звать его сейчас, когда скади угрожает опасность — глупость. Филипп Макаров труслив и наверняка предпочел бы отсидеться в сторонке, пока все не закончится.
Но он приехал. Улыбался ободрительно, будто мы близки, а я от растерянности и слова в ответ не сказала. Глупо кивала и мечтала спрятаться подальше, чтобы никто не нашел. Там, где Крег никогда не сможет достать.
Спрятаться было негде. Дом наводнился людьми, они выливалась из комнат, топтали ковры, шумели и мешали сосредоточиться. Люди множились каждый раз, когда открывалась входная дверь. Атли. Альва. Хегни. Я и подумать не могла, что в Липецке столько хищных!
— Зачем они здесь? — рассеянно спросила я Эрика.
Он посмотрел серьезно и ответил:
— Из-за тебя.
Из-за меня. Шутка ли — такая ответственность? И зачем? Ладно, скади — они семья. Влад еще… Глеб. Но остальные?
Глеб был в пути — Влад позвонил, и он сразу выехал, а я отчего-то почувствовала вину перед ним. Глеб терпеть не может сборища. А еще Ника… Только они нашли общий язык, а тут я со своим Крегом!
Охотник, напомнила я себе. Всего лишь…
Щуплый. Жилистый. Взгляд внимательный и теплый. Он всегда интересовался здоровьем Алана, рассказывал забавные истории, делился опытом.
Иллюзия. Маска, которую он носил. Даже Ира — и та была всего лишь маской. Пока нужна была, лелеял, а потом чуть не убил. И убьет, если не найдем способ его остановить. Предупреждение было весьма четким. Не стоит его недооценивать, за это время Крег прекрасно меня изучил. Наблюдал. Слушал. Расспрашивал Иру — ненавязчиво и скорее всего так, что она сама хотела рассказать. Поделиться, ведь с кем ей еще было делиться? Меня рядом не было. Если бы была… Впрочем, прошлого не вернешь.
На чердаке царил полумрак. Влажность и затхлость, а вокруг лампочки, покачивающейся под потолком на толстом, крученном проводе, танцевали пылинки.
Картины укрылись небрежно наброшенной на них простыней и, казалось, спали. Охраняя их сон, старая тумбочка скалилась открытым ящиком, набитым всякой всячиной: палитра с засохшими красками, рваное тряпье, кисти. Они торчали из тумобочной пасти, словно острые клыки.
Стул без одной ножки одиноко притаился в углу. Рядом — коробки со старым хламом и сундук.
Я присела на него на минуточку, отдохнуть. Тут же испачкалась и задела плечом паутину. Пыльно и тихо. Интересно, если я спрячусь в этот сундук, Крег меня найдет?
Жаль, от собственного дара не спрячешься…
Темно. Только свечи мажут тенями по стенам, и огни колышутся от сквозняка. Я не узнаю места, оно представляется смутно, размыто, темнота вползает в голову ядом.
Пахнет кровью. Мускусом и медом, и от сладких запахов сводит желудок.
И я стою, не в силах пошевелиться, потому что…
Барт здесь. Лежит, раскинув руки, и я впервые вижу его таким беззащитным. И кровь — она везде, пропитала его просторную рубашку, скопилась лужицей на полу, вычертила брызгами аляповатые рисунки.
Нож с красивой ручкой — черной, резной — торчит у Барта из живота.
Ритуал выкачки жилы очень прост. Несколько секунд — и человек мертв, а его кен достанется тому, кто воткнул ритуальный клинок в его тело.