— Мой долг, как сольвейга, предупредить Барта! — с чувством сказала я. — Ты на моем месте поступил бы так же.
— Я на твоем месте пошел бы к Эрику. Сразу. А ты наверняка побежала на улицу ловить волны сольвейгов. — Глеб покачал головой. — А ведь Эрик не верил, что ты так поступишь. До конца говорил, что в первую очередь придешь к нему советоваться.
— Но Влад его убедил… — выдохнула я и присела. Есть больше не хотелось, в груди скреблось неприятное, назойливое чувство, от которого хотелось откреститься. Вина. А ведь Глеб прав, я привыкла самовольничать.
— В общем-то, Владу Эрик не особо поверил, — замялся он.
— А кому поверил?
— Мне.
— Тебе? — удивилась я. — Но, Глеб, зачем?
Он пожал плечами.
— Наверное, я вырос из детских штанишек, и понял, что иногда не стоит бросаться грудью на амбразуру. А может, просто эгоистично не хочу терять свое. Сольвейги умеют защищаться, а Барт, если верить твоим рассказам, гораздо сильнее тебя. Сумеет отбиться. А не сумеет, я переживу. А вот если ты не сумеешь, дурында, тут много кто будет плакать. Поняла?
Поняла. Только от этого не легче. Ведь если Барт не сумеет, плакать буду я. Ведь тогда уже ничего нельзя будет исправить.
Глава 22. Всадник без головы
Алан уснул на удивление рано. То ли его утомило всеобщее напряжение в доме, то ли осень, которая все больше уступала свои владения надвигающейся зиме. Зима приходила ночами, оставляя на еще зеленых газонах белые следы своего дыхания.
Я отправила Тамару вниз, все же там ее место, а не в детской среди подгуздников. Сама я там находиться не хотела. Несмотря на то, что сказал Глеб, несмотря на опасность и риск. Эрик должен был спросить, посоветоваться, иначе зачем все это было — разговоры, доверие — если в итоге он поступает так же, как и остальные вожди?
— Все еще злишься?
Он вошел, как всегда, бесшумно. Положил руки мне на плечи, а подбородок — на затылок.
За окном плескалась темнота. Полумрак комнаты, огонь в камине, Эрик рядом — можно было сделать вид, что ничего не произошло. Ненадолго. На пять минут.
Можно было бы, но…
— Злюсь, — кивнула я. Впрочем, злость остыла и перегорела, головная боль утихла, и тело залила усталость. Апатия от безысходности приходит быстро.
— Будь ты на моем месте, как бы поступила?
— Сказала бы тебе. Но даже если бы не сказала, была бы готова к обидам.
— Я готов. — Он развернул меня к себе, приподнял подбородок. — Ты вышла бы за границу защиты? Вышла бы, не сказав мне?
Я вздохнула. Тяжело с ним. Эрик слишком любит все контролировать: племя, ситуацию. Себя. Себя — больше всего, прошлое совсем рядом, дышит в затылок, побуждает измениться. Перемены видны, когда он дерется. И чем важнее для него победа, тем сильнее тот, прошлый Эрик.
Прошлая «я» тоже была здесь. Сильнее, увереннее, напористей.
— Знаешь, почему все эти люди здесь? — Он смотрел пытливо и слушал внимательно, на этот раз мой Эрик, без примесей. — Они здесь потому, что в прошлом я часто делала что-то вопреки вождю. Его это бесило — гордость там, авторитет, все дела. Но если бы я каждый раз послушно исполняла приказы, те, кто мне дорог, были бы давно мертвы. И сегодня никто не пришел бы охранять меня.
— Ты права, — кивнул Эрик. — Но сегодня они здесь. Защищай их здесь.
— Не все! Барт…
— Знает все прекрасно. Влад ему сказал.
— Влад? Когда?
— Полина… — Его рука — теплая и мягкая — накрывает мою. — Все будет хорошо. Веришь?
Верю. Что еще остается делать? Только чувствую себя почему-то маленькой и беззащитной, а ведь должна быть сильной. За все эти годы столько событий произошло, и вот пришел Крег, и я снова прежняя. Иллюзия? Страхи? Комплексы?
Или все из-за того, что меня такой видит Эрик? Недоверие обижает.
— А ты веришь мне? Разве венчание для тебя — не союз двух равных? Сейчас, когда я не могу выйти, чувствую себя здесь рабыней.
— Ты — скади, — спокойно ответил Эрик. — Моя жена. Мать моего сына. И никак не рабыня.
— Тогда открой защиту!
— Ну хватит, — прервал он меня и отстранился. В тоне голоса — тот же холод, что и накануне в кабинете. — Я сказал, ты — услышала. Защита останется. Это я говорю как вождь.
Эрик достаточно упрям, чтобы не поддаться на уговоры. И достаточно тверд, чтобы остаться при своем мнении. Я не стала спорить.
Ночь прошла беспокойно. Нормально уснуть так и не удалось. Мне снился камень. Блестящее лезвие ножа. Кровь. И кен сольвейга цветочным шлейфом струился в воздухе. Я вздрагивала, просыпалась, шарила по кровати в поисках Эрика, но Эрика не было. И сон затягивал меня снова — вязкий, путанный. Мне снилась гора, на которой Херсир принес жертву богам. Лив в белом платье, и платье это забрызгано было кровью. Небо в трещинах молний, и из трещин сочился кен — хищных, ясновидцев, охотников. Он клубился сизым смерчем прямо перед лицом Лив, но она, казалось, не замечала. Глаза ее были закрыты, а губы шевелились в неслышных молитвах. Глупая, глупая Лив! Если бы ты только знала, кого призываешь.