Я вздохнула. С Ларой всегда сложно. Нет, у меня не осталось к ней негатива, просто мы настолько разные, что никогда не поймем друг друга. Так стоит ли объяснять?
— Мне нужно увидеть Тана, — наконец, сказала я. И, увидев, как она ожидаемо закатила глаза, добавила: — Знаю, что ты об этом всем думаешь, но мне все равно.
— Какое мне дело вообще? — Лара поставила чашку на старинный комод и сложила руки на груди. — Делай что хочешь.
— Рада, что ты настроена так демократично. Потому что потом мне нужна будет твоя помощь тоже.
— Моя? Извини, но в безумных ритуалах я не участвую.
— И не придется, — уверила я. — Ты — защитница и отвечаешь за входную дверь.
Я не сводила с нее пристального взгляда. Красивое лицо окрасилось непониманием, затем осознание сказанного, наконец, пришло, и Лара рассмеялась.
— Ага, как же. Ничего умнее не придумала?
— Нет времени думать, — спокойно ответила я. — И этот план сойдет.
— Этот план мне решительно не нравится. Эрик мне голову оторвет, а я недавно реконструкцию волос сделала. Так что извини, но нет.
— А придется.
— Знаешь, я лучше расскажу Эрику о том, что ты собиралась уйти. И прическа испортится уже не у меня.
— Не расскажешь, — уверенно кивнула я. — И дверь откроешь.
— Вот как? Заставишь меня, что ли? — усмехнулась защитница.
Лара мне никогда не нравилась, но мне все равно было противно говорить это. Наверное, поэтому я в глаза ей смотреть не смогла.
— Если не откроешь, Роберт узнает подробности твоей последней ночи у атли, Лара.
Эти слова оставили на языке противный, липкий налет. Он горчил, как протухшая еда, и вызывал тошноту. Шантаж не мой метод, но что делать, если других методов не осталось?
Поднять на нее глаза оказалось чертовски сложно. Защитница побледнела и прижала ладонь к губам. Не ожидала от меня, видимо. Я и сама от себя не ожидала. Говорят, перед смертью нужно исправляться и каяться в грехах, а не совершать новые. Даже с этим у меня промашка вышла.
— Оставайся в гостиной и никому ни слова, — пригрозила я и, пока не передумала, направилась в кабинет, к Филиппу.
Лишь внутри, оперевшись спиной о дверь, выдохнула. Глаза закрыла и попыталась избавиться от ощущения грязи на коже. Тщетно. Теперь даже мочалка не поможет.
Надеюсь, Лара не пойдет признаваться в грехах мужу. Иначе мой план не сработает, и все будет напрасно.
Но в глубине души я была уверена: не пойдет. Ведь то была не просто интрижка, и мы обе понимаем это.
— Поцапалась с Ларисой? — вяло поинтересовался Филипп, увлеченно изучая роспись рун на полу. Ковер он аккуратно свернул и подвинул к письменному столу.
— Мы никогда не ладили, — уклончиво ответила я и оторвалась от двери. — Так что там? Ты готов?
— Интересная трактовка легенд. Всегда было любопытно, как колдуют скади.
— Роб — замечательный жрец.
— Раньше ты считала хорошим жрецом меня.
— И сейчас считаю. Потому и попросила о помощи.
Филипп странно улыбнулся и велел:
— Садись в круг.
Я подчинилась. Глаза закрыла. Расслабилась настолько, насколько вообще могла расслабиться в напряженной обстановке дома. Мне в руки сунули флягу — металлическую, в кожаном чехле — и я послушно хлебнула. Коньяк. Паршивый, к слову, который тут же пожелал выйти наружу. Я поморщилась, помотала головой и отдала Филиппу флягу.
Он заговорил. Сначала шепотом, и шепот этот обволакивал, пьянил, и я проваливалась в спасительную темноту, где не было ни страхов, ни сожалений, ни обид.
А потом близко, у самого уха кто-то сказал:
— Бу!
В комнате темно, только из окон льется серость затянутой тучами ночи. Тени ветвей мажут по стеклу, словно просятся внутрь. Я сижу, вернее, утопаю в кресле-каталке, и оно скрипит подо мной, едва заметно покачиваясь.
Я оборачиваюсь и, наконец, вижу его. У окна, сгорбленный, обнимающий себя за плечи — это не тот хищный, которого я знала. Всех меняет время…
— Тан, — окликаю, и спина его вздрагивает. Он резко поворачивается, приставляет указательный палец к губам.
— Тсссс!
Колдун наклоняется вперед и щурится, словно старается внимательнее меня рассмотреть.
— Я тебя знаю.
— Это же я, Полина.
Встаю. Пол холодный, а я почему-то босиком. Осень за окном бушует — треплет деревья, брызгает холодным дождем, и от окон по полу ползут вечные ее спутники — промозглые сквозняки. Пасть камина темна, и мне кажется, оттуда скалятся чудовища выдуманного колдуном мира.
Тан качает головой.