— Сама скажешь, — улыбнулся он, но как-то грустно. Обреченно.
А потом я ступила на священную землю.
Страшно не было. Озноб только охватил, но скорее всего от холода. Отчего же еще?
Унылая постройка маячила впереди. Выгоревшая черепица, покосившаяся дверь, облупленные стены — Влад явно переборщил с маскировкой.
Место это и сам дом были мне близки. Словно сосуд, наполненный воспоминаниями: сомнениями, радостью, болью. Оттого злость на Крега росла в геометрической прогрессии. Наверное, именно это и добавляло мне решимости, заставляло делать каждый следующий шаг. Прохудившаяся дверь всхлипнула в ответ на толчок, заскрипела и впустила меня в святая святых.
Он стоял ко мне спиной в окружении сотни свечей. Несуразный, нелепый блондин в изорванном алом свитере. Волосы выбились из небрежно завязанного хвоста и топорщились в разные стороны опаленными прядями.
Воздух пропитался запахами полыни и ладана. Мои ладони горели, готовые к удару.
— Всегда мечтал тут побывать, — обыденным голосом сказал Крег, когда я вошла. Оборачиваться не стал — трогал пальцем текущую воском свечу на стене. — Ира всегда восторженно отзывалась об этом месте.
— Святотатство, — саркастично ответила я. — Боги не простят.
— Ты грешишь вместе со мной, девочка-сольвейг. — Он обернулся, и на лице мелькнула безумная улыбка. — Но не переживай, боги примут мою жертву.
В руке его блеснул нож.
— Готова стать частью величия?
— Пожалуй, повременю.
— Ты же понимаешь, что все равно…
Я подняла руки и ударила. Крега отшвырнуло назад, впечатало в стену, он сшиб ту самую свечу, которую недавно ласкали пальцы, и еще с дюжину других. Нож отлетел в сторону и лязгнул, ударившись о шершавую поверхность ритуального камня атли.
Крег приказал мне прийти, но защищаться не запрещал. А, как известно, лучшая защита — нападение.
Сощурившись, я ударила снова. Понимала, что нельзя останавливаться — промедление будет стоит жизни. И я била, подстегиваемая яростью, вспоминая скромную улыбку Наташи и резкий, грубоватый голос Томы. Ночь, когда Ира уснула в слезах. Эрика, застывшего в вязкой ловушке. И свой собственный страх, который рождал больше всего злости.
Крег прикрыл руками голову и забился в угол.
Я бы, наверное, так и била бы до истощения, если бы не яд. И если бы не кен Альрика, которым Крег умело пользовался.
Ослабела я резко. По рукам пошла дрожь, пальцы скрючились, а кен из ладоней перестал литься. Жила вспыхнула болью, и меня согнуло пополам, а через несколько мгновений резкий удар по голове швырнул на пол, в центр комнаты.
В ушах шумело, и шаги Крега, которыми он мерил комнату, множились в голове эхом и мешали сосредоточиться.
— Мерзавка! — выдавил он со злостью и пнул меня ногой в живот. Жила натянулась, сжалась в комок, и я невольно застонала. — Хочешь по-плохому?
Меня никогда не били раньше. Удары сыпались, казалось, со всех сторон и не обходили вниманием ни одну часть моего тела. Два раза носок его туфли заехал мне в висок. Хотелось закрыться и отползти в сторону, прячась от череды ударов и пинков. Обида драла горло, глаза горели от подступивших слез. Слабость накатывала волнами, жила ныла от действия яда — он растекался по венам, впитывался в клетки, дурманил голову.
И зачем я только полезла драться? Поверила, глупая, что сила сольвейга настолько опасна, что и против кена Альрика поможет.
А потом удары прекратились — резко и неожиданно. По инерции, опасаясь новых, я отползла ближе к ритуальному камню и прислонилась к нему спиной.
Дышать было больно, перед глазами поплыли багровые круги. Руки ниже локтя онемели и не слушались. Только и хватило сил прошипеть:
— Хватит…
— Что? — саркастично поинтересовался Крег, прикладывая ладонь к уху. Выглядел он при этом феерично: окончательно испорченный свитер висел ошметками, плоть на правом предплечье выжгло до кости, и кость эта торчала белым оскалом из черной пасти обугленных мышц. Волосы на голове опалились и походили на паклю. Воняло горелым мясом. Только Крег словно не чувствовал боли. — Что, прости? Не расслышал.
— Хватит, — повторила я.
— Мне показалось, ты хотела драться.
— Тебе показалось.
Голова гудела. Я машинально коснулась пальцами виска и испачкалась теплым и липким. Кровь.
Кровь сольвейга прольется…
Болели ребра, оттого вздохи выходили рваными. Крег шагнул ко мне, и я смогла получше разглядеть его лицо. Резкие, топорные черты, прямой нос, острый взгляд. Даже ямочка на подбородке имелась, словно охотник специально подобрал себе «сосуд», внешне походивший на Эрика. У этого мужчины была своя жизнь, но, несмотря на то, что он никак не относился к миру хищных, жизнь эту у него отняли.