Страх возвращается, и слезы катятся — горячие, крупные — падают на пол, оставляя на коже мокрые полоски. Боль настолько сильна, что уже почти невозможно определить источник, мысли испарились, и осталась только одна: я хочу жить. Безумная прихоть…
Жертвовать собой было плохой идеей.
— Со мной выйдет.
От звука этого голоса слезы льются сильнее. И горло сжимается, душа рыдания. Зачем же ты… зачем пришел? Разве я зря все это затеяла? Разве те смерти были напрасны? Я же… мы же… защищали тебя… вас…
— Уходи, — выдыхаю зло. Хочется кричать, но стон — единственное, на что я способна. Голова кружится, мир выключается хаотично, затем включается снова, и я цепляюсь за его рваные края.
— Позволь мне спасти девочку, и я дам тебе то, что ты хочешь.
Голос Барта уверен и тверд. Я его не вижу, его скрывает камень, и голова никак не хочет поворачиваться. Мне остаются потолок и тени.
— Эта комната — ловушка, — расслабленно говорит Крег. — Ты и так не выйдешь. Зачем мне отпускать Полину?
— Потому что иначе ты не получишь кен. Защита на моей жиле намного мощнее печати Арендрейта, а ты даже ту снять не смог.
Крег думает, а время течет. Мое — утекает, и я теряю связь с реальностью. Проваливаюсь в хельзу, где облака и теплый песок. Где умиротворяюще шумят ивы и плещется прозрачная вода.
А потом голос охотника возвращает меня в кевейн.
— Хорошо, — говорит он. — Спасай свою протеже.
Картинку удержать сложно, перед глазами все плывет. Даже лицо Барта — встревоженное, родное — растекается кляксой.
— Все хорошо, — шепчет он и теплая рука ложится мне на лоб. — Все закончилось, Полина.
Я плачу сильнее, и шершавые пальцы стирают мои слезы.
— Уходи, — шепчу, и собственное дыхание кажется мне ледяным.
— У каждого из нас свой долг, — отвечает он спокойно. — Мой долг — беречь свое племя.
Жила успокаивается, как только Барт касается живота ладонью. Боль уходит, напряжение сменяется усталостью, ладони саднят, но кен больше не кипит в венах. Я дышу. Могу, наконец, дышать и жадно хватаю губами воздух, пропахший ладаном и гарью.
Воздух кончается резко.
Вспышка. Тело выгибает дугой. Глаза раскрыты, но вижу я лишь ослепляющий свет. Свет исходит не снаружи — изнутри. Белый, холодный, наполняет внутренности, впивается в жилу, врастает в нее, распирает.
И когда я, наконец, снова могу разглядеть Барта, он серьезен. Губы вождя сольвейгов сомкнуты, но в голове я четко слышу слова: «Молчи. Не выдавай».
Молчу. Да и что я могу выдать — непонятно же ничего?!
А свет продолжает литься. Мне кажется, во мне не хватит для него места. Я мала, сосуд переполнен, и меня вот-вот разорвет на части.
Не разорвало. Я дышала, и звуки постепенно возвращались. Трещали свечи на стенах, громко, нетерпеливо дышал Крег. Охотник ждал, пока Барт закончит. Сам Барт сидел рядом со мной, на пыльном полу, с закрытыми глазами и шептал. Слов я, как ни пыталась, разобрать не смогла.
— Ну что там? — не выдержал Крег. — Долго еще?
— Готово, — ответил вождь сольвейгов и открыл глаза. По его лицу мало что можно было понять, а вот мысли… Голос в моей голове не умолк.
«Вставай и иди, Полина».
Вслух он сказал:
— Отпусти девушку.
— Снимай защиту, — скомандовал Крег, — потом отпущу.
К черту! Никуда я не пойду. Не брошу Барта, буду драться, тем более, что теперь я снова могу. Кен бурлит, голова кружится, ладони горят.
— Это так не работает. Защита врожденная, но она не повредит тебе, если я не захочу. Но могу дать клятву глубинным кеном, если хочешь.
— Давай, — без промедления ответил Крег.
Он близок к победе и боится все потерять. Нетерпение так сильно, что выдает его слабости.
Охотник протянул Барту нож, и тот, не раздумывая, полоснул по ладони.
— Клянусь никак не препятствовать твоим ритуалам, — произнес глухо, сжимая ладонь в кулак. — И отдать свой кен и кровь.
Уже отдал — она капала на пол, скрепляя клятву.
Кровь сольвейга прольется…
Крег торжествующе улыбнулся и кивнул, давая добро. Барт встал и подал мне руку.
Как только я поднялась, меня качнуло в сторону. Но не от яда и не ушибов. Кен Барта распирал изнутри, не помещался в жиле, и вены вздулись от бурлящей смеси.
— Уходи, — прорычал Крег. На меня не смотрел. Был лишь он, жертва и нож, остальное для охотника стало несущественным. Я растерянно взглянула на Барта. Тень улыбки тронула уголки его губ.
— Иди, Полина. Иди с миром. — И добавил уже шепотом: — Свершилось.