– Придется, – помимо воли вырвалось у меня. И образы в сознании заплясали цветными картинками. Испуганная Лив. Полутьма и сокрытый в ней человек. Светящиеся плети-щупальца Хаука. – Придется, потому что Первые близко – сегодня в гостиной у меня было видение. И если они правда придут нас убивать, сольвейги будут рядом. А значит, и Дэн. – Мирослав недоверчиво нахмурился, будто пытаясь различить на моем лице признаки лжи или лукавства. – Всем нам придется чем-то жертвовать, чтобы спастись. Гордость – не такая уж большая плата.
Наверное, Мирослав нашел бы, что мне ответить, но в комнату заглянула Даша и бросила:
– Они вернулись.
Мирослав дернулся, а я подскочила, как ошпаренная. Страх вернулся вместе с чувством вины, со стены на меня осуждающе смотрел картинный Эрик. В полумраке скулы его выделялись особенно отчетливо, а светлые, полупрозрачные глаза горели праведным гневом.
Портретный Эрик злился.
– Ты не виновата, ясно, – твердо сказал Мирослав, будто прочтя опасения на моем лице.
Ясно. Куда уж яснее? Только ясность не вернет Аллу…
И я почему-то задумалась, а чувствует ли Эрик что-нибудь, когда умирает кто-то из скади? Ведь ему достается кен умершего.
В коридоре суетились люди. Стекались мелкими ручейками к лестнице, спешили в гостиную, где уставшие и вымотанные тяжело дышали возвратившиеся воины.
Они были целы. Глеб, увлеченно хвастающийся защитницам удачной вылазкой, молчаливый Роб, уткнувшийся лицом в волосы жены, Альфред – как всегда спокойный и собранный. Блуждающая улыбка на отрешенном лице, мудрость во взгляде, желание уединиться где-нибудь с книгой. Игорь, успокаивающий лепечущую Риту. Кирилл, прислонившийся плечом к мраморной колонне и держащийся рукой за бок. Ранен? Устал? Отсюда и не поймешь, а ступать по лестнице было страшно – сразу привлеку внимание. Вот я и стояла, замерев в нерешительности, пытаясь оценить масштабы катастрофы.
Эрик, конечно же, вернулся. Как и Влад. Тот обнимал за плечи сына, заметно выросшего и окрепшего за эти годы. Влад гордился им. Хвалил. И Ира кроткой тенью улыбалась рядом. Дима пыжился от важности, рассказывая, как им пришлось противостоять охотникам.
Майя посмеивалась – уж она-то знала, что опаснее всего было внизу, в гостиной, среди десятков врагов, вошедших через дверь. И именно она, ее сила, в итоге нас спасла.
Хегни держались отстраненно, собравшись у камина. Аделаида изучала пол, когда Филипп о чем-то тихо говорил с соплеменниками. Меня не покидало ощущение, что хегни скоро покинут дом – слишком опасным Филиппу виделось совместное проживание со скади и атли. К тому же, с Владом они по-прежнему не ладили. Если можно так назвать презрительные попытки Влада не замечать своего бывшего жреца.
Дарла и Алиса терлись возле Эрика, что, собственно, меня ни капли не удивило. Скорее всего, рассказывали о произошедшем. О том, как охотники прорвались, о том, как Алла…
Слезы тут же навернулись на глаза, и я постаралась их сморгнуть. Не хватало еще раз разреветься – мало, что ли, позора?
Мирослав похлопал меня по плечу.
– Идем?
– Да…
Нас заметили на середине лестницы. Влад поднял глаза, потом Эрик. Под его взглядом я растерялась окончательно. Замерла, не в силах сделать и шага, и Мирослав поддержал меня за локоть.
Тяжело. Ступать со ступеньки на ступеньку, держать спину прямой, а подбородок вздернутым, сдерживать слезы.
Эрик шагнул в нашу сторону, и говорящая что-то по инерции Алиса замолчала. Мазнула по мне колючим взглядом и отвернулась к Дарле.
У самого основания лестницы меня схватили за руку. Я обернулась, и Даша отчаянно прошипела мне на ухо:
– Не говори Эрику. Об охотнике. – И добавила почти жалобно: – Пожалуйста…
Я кивнула чисто машинально. Ведь и так не собиралась рассказывать, да и не до того совсем… А через секунду он меня обнял.
От него пахло гарью. Мокрым снегом. Карамелью. И я не могла понять, какой запах чувствовался острее. Поэтому просто уткнулась носом в его куртку и из последних сил сдерживала слезы.
– Я горжусь тобой, – шепнул он мне в волосы. Тихо, ласково, серьезно.
Годится? Чем? Из-за меня же Алла…
Тело непроизвольно затряслось в сухих еще рыданиях. Горло рвало спазмом, на плечи, казалось, давил целый мир. Ничего, теперь уже легче – Эрик ведь меня держит. Не упаду.
Но обида все же вырвалась колкой фразой:
– Никогда… Больше никогда не заставляй меня быть собой!
Он отстранил меня, внимательно всмотрелся в лицо и кивнул.
– Никогда.
– Что делать с охотником? – спросил со второго этажа Антон. – Мы же не оставим его в доме! Эрик?
Эрик тут же поменялся в лице и, хоть все еще смотрел на меня, взгляд стал колючим и холодным, а на скулах заходили желваки. Гомон в гостиной затих, Эрик отвечать не торопился, и слышалось, как тикают часы на каминной полке – такой гробовой была тишина в комнате.
А потом Влад спокойно сказал:
– Этот охотник под защитой атли. Я за него ручаюсь.
– Андрей! – выдохнула я, и Эрик нахмурился. – Где?..
Он перевел взгляд на Антона, и тот растерянно ответил:
– На третьем, в пустой комнате. Четвертая дверь справа…
Я посмотрела на Эрика и, видимо, выглядела в тот момент жалобно, потому что он вздохнул и недовольно кивнул:
– Иди уже.
Я пошла. Развернулась и буквально взлетела по лестнице, не обращая внимания на ноющее колено – мимо ошарашенного Антона, мимо Эли, спускающейся вниз с подносом, мимо защитниц альва. Наверх – к живому другу, которого несколько раз мысленно похоронила.
Успею еще себя казнить, сейчас не время.
В коридоре на третьем моргала лампочка, словно жаловалась на присутствие врага в доме. Мягкий ковер скрадывал шаги. Тепло окутывало, соблазняло все бросить и спуститься вниз, на второй этаж, ближе к кровати.
Я устала. В спертом воздухе отчетливо чувствовался дух смерти. Проветрить бы…
Поравнявшись с нужной комнатой, я толкнула дверь. Внутри было темно. Пыльно. В углу бесформенной кучей лежал старый хлам – стул с обломанной ножкой, ржавая стремянка, пустые банки из-под краски. Мусор, который и на чердак-то выносить не стоит, не то, чтобы в комнате хранить. Ковер на полу поистерся и скалился дырами, в углах поселилась мохнатая паутина. Тут убирают вообще? Свалка, а не спальня!
А ведь Андрея специально принесли сюда. И не уложили даже – бросили. Сгрузили на кровать и закрыли дверь.
Враг в доме. Только вот какой он враг? Побитый весь, слабый…
Андрей лежал на кровати поверх застиранного шерстяного пледа и, казалось, спал. Лицо пестрило синяками и ссадинами, правый глаз заплыл, щека опухла, а висок был неаккуратно залеплен лейкопластырем. Лейкопластырь потемнел от пыли и топорщился клейкими краями.
Костяшки пальцев на руках Андрея были стесаны, одежда испачкана и кое-где изорвана. Казалось, его тащили по грязному, щербатому полу и били одновременно.
Он глубоко и тягостно вдохнул и сипло выдохнул. Дрогнули ресницы, наморщился лоб, с губ сорвался едва различимый стон, и я невольно коснулась его руки – чтобы утешить, облегчить хоть чем-то незавидную участь отвергнутого своими же охотника.
– Поля… – шепнул он, открыв здоровый глаз.
– Тссс, уже все хорошо.
Голос гортанный, хриплый, и слезы по щекам снова. Сколько их там, внутри? Казалось, за эти дни я все выплакала. Тома, Барт, Алла. Теперь вот еще Андрей…
– Поля, – повторил он, как мантру и склонил голову влево, пытаясь осмотреться. – Где…
– У скади, – поспешно ответила я, присела рядом и поспешно соврала: – Сейчас другую комнату приготовят. Белье, там, полотенца. Полы протрут. Ты уж потерпи…
– Спасибо.
Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой, рваной. Из разбитой губы сочилась кровь.
– Я скучала, – призналась я тихо. – Очень.
– Это еще не конец. Богдан ждет пополнение с запада. Охотники направляются в Липецк. Лучше уехать, переждать.
– Нет! – резко перебила я. – Я не сбегу. Не в этот раз. Сегодня мы выстояли почти без воинов. И в следующий раз выстоим. А Богдана этого я лично прибью, обещаю!