– Ты, да? – саркастично уточнил он. – Почему ты?
– Потому что так велели они. Боги, которых не существует. Так написано в книге предсказаний Арендрейта. Барт пророчил мне.
Молчание. И только тиканье часов на комоде отсчитывало время на до часа “Х”. Как жаль, что время нельзя остановить, замедлить, оттянуть минуту, когда придется осуществить то, что сейчас страшно даже на словах.
– Барт готовил меня с момента нашей встречи, Глеб.
– К чему? В жертву тебя принести? Не нажертвовалась еще?
– Глеб!
– Что – Глеб?! Как мне идти туда, зная, что ты не вернешься? Об этом ты подумала?
Объятия душат, как и слезы. Скребет горло от невысказанных слов – ненужных, потому что нужное понятно и без слов. И мелкие капли дождя липнут к стеклу, будто пытаются просочиться внутрь. Маленькая, но все же поддержка.
Наверное, я навсегда останусь частью атли. Ведь сейчас, обнимая Глеба, чувствую и эмоции его, и страх, и желание изменить то, что изменить невозможно. И, наверное, пока он будет помнить меня, я не умру окончательно.
Остаться бы в этом мире призраком… Интересно, становятся ли хищные привидениями? Может, существует обряд, привязывающий духа к дому. Как было бы замечательно поселиться в стенах дома скади, бродить по ночам по широким коридорам, цепляться к юбкам целительниц, легким сквозняком касаться щеки Эрика, когда он уснет. Тогда у меня будет достаточно времени, чтобы за ним наблюдать.
Проводить больше времени с Аланом.
Просто быть частью дома. Всегда.
– Нам пора, – прошептала я, отстраняясь. – Если у Гарди получится, нам не придется возвращаться к этой теме. Поэтому давай просто верить, хорошо?
Верить иногда сложнее всего. Но Глеб кивнул, вытирая с моих щек слезы.
Рита всегда была трусихой. С самого первого дня, когда она появилась у атли с нелепым красным зонтом, растерянная и смущенная. Приход Рихара сломал ее, воскрешение веры в себя не добавило, и каждый раз, когда приходил враг, Рита впадала в панику.
Сейчас она сидела на верхней ступени лестницы, обнимала себя за плечи и смотрела вниз – туда, где планировалась опаснейшая из всех наших операций. Пальцы ее при этом слегка подрагивали, а обкусанные ногти красноречиво описывали состояние, близкое к панике. Парадокс: Рита была сильнее многих воинов в этой гостиной, чистокровная атли, сила которой могла бы перерасти мою, если бы Рита ее развивала. Но вот она сидит здесь и трясется, как осиновый лист. И я знаю, что в душе она мечтает сбежать. Спрятаться, переждать. Все, что угодно, лишь бы не драться, лишь бы не видеть приближающихся щупалец к своей жиле.
Я постаралась пройти мимо, прижимаясь ближе к перилам, чтобы не заразиться от Риты паникой. Однако она схватила меня за запястье, вынуждая остановиться, и выпалила:
– Я боюсь! Я так боюсь, что перед глазами плывет. Когда я думаю, что Первый там, за дверью, когда представляю, что он может сделать, если войдет… Скажи мне, что я выживу. Если не скажешь, я просто не смогу. Свихнусь тут.
Слабая, что с нее взять? И пожалеть бы, да… не вышло.
Я разозлилась. Злость была неожиданной и удивила меня саму. Она жалеет себя, трясется, в то время, как я точно знаю… От знания этого тошно, ожидание жжет лопатки, в груди тяжесть – не продохнуть. Мне придется оставить мужа, сына. Бросить друзей. А она…
– Нет! – ответила я резко и выдернула руку. – Не скажу. Готовься к тому, что погибнешь. Если у нас не выйдет, умрут многие. Может, ты. Твои близкие. Готовься к этому и, бога ради, хватит истерить!
– Почему ты так разговариваешь со мной? – возмутилась Маргарита. – Разве не видишь, я и так боюсь, а ты…
Нижняя губа ее нервно затряслась, глаза округлились, наполнились новой порцией слез. Так бы и стукнула!
– Потому что тебе давно пора понять, кто ты, Рита. Ты – хищная. Чистокровная хищная из древнего племени с огромным потенциалом. Ты – воительница, одна из сильнейших в атли. Влад только что потерял защитницу, и сегодня ему, как никогда, нужна поддержка. А все, что ты делаешь – это распускаешь сопли! У нас больше нет времени на нытье. Нет времени на слабость. У нас и жизни почти не осталось. Единственное, что мы можем – стоять до конца. Стоять, а не реветь на ступеньках, как испуганные дети, потому что иначе…
…мы умрем.
– Пора, – сказал кто-то внизу, и воздух вокруг меня стал плотным, обволакивающим, ватным.
Я шла, будто сквозь трясину пробиралась. Шагала вниз, к людям, который сейчас выйдут со мной туда. На улицу. Под моросящий, точечный дождь. Под свинцовое, низкое небо, укутанное в ворох клубящихся туч.
К нему.
– Гарди?
Эрик вопросительно склонил голову набок.
Мы молчали. Гипнотизировали спину ясновидца, пока он задумчиво пялился в окно на охотника.
Хаук сетью раскинул щупальца. Они, извиваясь, накрыли крыльцо, впились в купол защиты, подобно паразитам, высасывающим вместо крови кен. Ужасающее зрелище – наблюдать, как защитная пленка истощается, открывая охотнику путь в наше убежище.
Медлить нельзя ни секунды! Неужели Гарди не понимает?
Гарди будто и дела не было. Он вздохнул и со скорбным выражением лица отвернулся от стекла. Дождь прекратился, но небо все еще хмурилось, предвещая скорую грозу. Ветер остервенело стучал ветвями по крыше крыльца, будто был миньоном охотника. Ветер рвался внутрь вместе с ним.
– Гарди, нам пора!
Время таяло вместе с защитой. Минуты стекали липким потом по позвоночнику.
– Глупая затея, – проворчал ясновидец, ни к кому особо не обращаясь. – Шансы малы.
– Но они есть, – возразил Эрик, и мне послышалось в его голосе нетерпение. Он что, и правда, хочет выйти? Туда… к убийце? Все понимают, что выйти надо, но хотеть этого – безумие.
Впрочем, каждый из нас сейчас немного безумен.
– Хорошо, – наконец, согласился Гарди.
– Гектор?
– Со мной пойдут десять человек, – откликнулся старик. За последние несколько часов ясновидец сильно осунулся. Опустились привычно прямые плечи, под глазами пролегли желтые круги, а сами глаза потускнели – то ли от страха, то ли от осознания неизбежной будущности. Ясновидцы всегда знают больше. Возможно, не говорят, но я-то помню их жилы изнутри. Темные, изнурительные картинки, от которых не скроешься. Осознание необратимости. Вечный страх. Смирение.
Шрамы на руках и животе Лидии – последствия этих картинок. Когда кена не хватает держать себя в руках, остается одно – желать смерти.
– Из скади, – кивнул Эрик. – Я, Роберт, Лариса, Дарья…
Имена всплывали пузырями на дождевой воде. Отпечатывались вязью на воображаемых гробовых плитах, на которые не скупилась моя на удивление хорошая фантазия.
Защитницы и воины, которым предстояло выйти на улицу, собиралась у окна справа от двери. Я думала, Эрик будет против моего участия, и уже готовилась выбивать себе право на подвиг, но он назвал мое имя, даже не взглянув в мою сторону.
И вот я стою среди друзей, они ободрительно похлопывают меня по плечу, а мир вертится вокруг удивительным калейдоскопом событий, которым не суждено произойти. Скорее всего, я никогда больше не буду в кругу людей, которые сейчас поддерживают меня. Скорее всего, некоторые из них погибнут. От осознания этого горько, но отчего-то спокойно. Будто так все и должно быть. Смерть – неотделимая часть жизни, рано или поздно все мы умрем.
Влад глухо отсчитал свои имена, и они камешками высыпались на пол. Сильнейшие воины – защитниц в атли почти не осталось, и он не мог позволить себе рисковать всем. В конце концов, кто-то выживет. Вернется. И если удастся убить Хаука, эти люди продолжат историю племени.
Ира, Глеб, Игорь и воительница, имени которой я не знала, подошли к нам.
– Альфред, если не вернемся, ты знаешь, что делать.
Молчаливый жрец кивнул. Если Влад погибнет сегодня, ему предстоит возглавить племя на период, пока Дима не будет готов. Филипп поморщился, и я подумала, какая ирония судьбы: он был чистокровным атли, и всегда хотел править этим племенем. А Влад доверил своих людей человеку, в котором текла чужая кровь. Наверное, это своеобразное возмездие – нечего портить карму.