– Она все исправит, – нагло соврал Влад. – После встречи с Альриком. – И добавил почти с насмешкой: – Это твой единственный шанс. Где еще ты найдешь сольвейга?
Эгиль молчал. Будто оценивал ситуацию, выгоду, которую он может получить – весьма призрачную и сомнительную выгоду, к слову, – и усилия, которые потратит. И я уже тогда поняла: мы зря приехали. А потом он произнес отчетливо и громко:
– Нет. Пусть сначала сделает, что обещано. Или уходите.
Темная сущность колдуна поднялась вокруг него, закружилась воронкой над головой. Наверное, когда-то он был силен. Возможно, даже сильнее Тана. Но сейчас эта сила растерялась, истратилась, и колдун выглядел жалко.
Я вздохнула, чувствуя привычный прилив кена к ладоням. Поднимающуюся злость. На задворках сознания мелькнула мысль, что мне не очень-то и хочется его убивать. Что лучше было бы сейчас развернуться и уйти, уехать домой и искать другие пути.
Белая ярость была сильней меня. Она ослепляла. Сбивала с ног. Подчиняла волю. Рвала меня изнутри.
Вспышка. Удар. Тьма, поглощающая мой свет, сомкнулась вокруг меня кольцом. Влада отбросило в сторону, и он упал прямо в траву. Рубашка белая, испачкается…
Небо синее…
И больно. Тупая боль у сердца. Тьма вползает внутрь, просачивается сквозь поры, я вдыхаю тьму. В противовес ей у меня есть белая ярость. Она выжигает тьму, и я снова бью. Кричу, кажется…
– Тише, – говорит кто-то ласково, и мне чудится в его голосе отголоски тембра Эрика.
Я открыла глаза. Колдун на коленях, голова опущена, длинные пальцы вцепились в траву. Волосы космами на лице.
Влад в стороне – встал уже и потирал ушибленный локоть. И, как я и предполагала, измазался в траве. Только в тот момент его это мало волновало. Как и меня перестало волновать через мгновение.
Я повернула голову и увидела.
Он стоял у калитки – темноволосый юноша лет семнадцати. Обычный подросток – широкая майка, потертые джинсы с нашивками, кеды, кепка набекрень. Из-под нее рваными клочками торчали волосы. Полуулыбка на лице, а во взгляде – целый мир. Глубокое море, бесконечное небо. Вселенная, которую не объять.
Я уже когда-то видела такой взгляд. Ощущала такое тепло, такую сопричастность. Единство.
Ярость схлынула, в груди защемило, и я не сдержала слез. Горячие – они жгли щеки, осыпались жемчугом в траву, питая землю моей болью, моим разочарованием. Злостью.
Подросток на меня не смотрел. Казалось, Эгиль – единственное, что интересует его в этот момент.
– Ты молился мне так долго, а как только увидел, пал ниц, – сказал он тихо, и горбатая спина Эгиля вздрогнула. Он поднял к мальчику лицо, на котором читалась мольба.
– Спаси меня. Только ты можешь спасти!
– Тебя никто не спасет, – все так же улыбаясь, ответил мальчик. – Ты скормил свое племя вампиру, и много лет тьма ела тебя изнутри. Посмотри, от тебя ничего не осталось.
Он взмахнул рукой, вокруг Эгиля сгустилась его же тьма, накрыла колдуна плотным покрывалом, а когда рассеялась, колдуна больше не было. Лишь тьма оседала на лопухи черной сажей.
Когда Эгиля не стало, мальчик, наконец, посмотрел на меня. И улыбнулся. Его улыбка грела. Тепло обволакивало, терлось о мерзлую кожу мягкими боками. Ластилось гибкой кошкой к ладоням.
– Идем.
Он протянут мне руку, и я, не задумываясь, шагнула к нему.
– Полина, – возмутился было Влад, но тут же замолчал.
– Поезжай домой, – бросил мальчик ему через плечо, и мы вышли за калитку. Мир завертелся красками, плеснул через края, выбрасывая нас в реальность, которой я не знала.
Вокруг был туман. Вязкий, серый – он жался к ногам, опутывал щиколотки. Голые ветви деревьев по обе стороны от уходящей в молочный воздух дороги тянулись к сизому небу в рваным, стальных облаках. Мы ступили на эту дорогу, и мальчик повел меня вперед. Куда, я спрашивать не стала. Не потому, что растерялась – желания не было. Все происходящее виделось правильным, и слова казались ненужными, пустыми.
Мелькнула одна-единственная мысль: как там Влад. Но мальчик успокоил меня.
– Все с ним нормально. Домой поедет. А ты скоро найдешь, что ищешь.
Я поверила. Мне просто нужно было в это верить. Когда долго идешь к чему-то, достаточно мелочи, чтобы цель показалась близкой, только руку протяни – ухватишь. Но чем чаще ты протягиваешь и не получаешь желаемого, тем недостижимее кажется цель.
Свое желаемое я нашла у огромного серого камня на обочине. Бурая трава жалась к подножию глыбы, будто искала в ней защиты. В этой траве сидел тот, кого я мысленно похоронила. Такой же, как был – пестрая рубаха с широкими рукавами, блуждающая полуулыбка безумца и острый взгляд.
– Такой яркий был при жизни, а мирок создал тусклый, – сказал мальчик и остановился напротив Альрика. Первозданный поднял на него усталые глаза.
– Чего пришел? – спросил резко. – Нравится играть?
– Мне тут не рады, – с улыбкой сообщил мальчик и выпустил мою ладонь, отступил на шаг.
Наверное, туман скрыл его, потому что Альрик, наконец, заметил меня. Нахмурился. А потом тень узнавания скользнула по его лицу.
– Вот так сюрприз! – обрадовался он и даже подался вперед, наверное, чтобы лучше меня рассмотреть и удостовериться, что ему не привиделось. – Гуди привел ко мне маленького сольвейга.
– Здравствуй, Альрик.
Слова вышли шорохом, сухой прошлогодней листвой, высохшей на солнце – ломкими, колючими.
– Жаль, здесь от тебя мало прока, – посетовал он и снова откинулся спиной на камень, запустил пальцы в жухлую траву. – Ничего тут нет. Скука ест изнутри, как паразит. – Он посидел немного в задумчивости, а потом снова поднял на меня глаза. – Зачем пришла?
– Хочу вернуть умершего.
Я услышала себя будто со стороны и тут же захотелось врезать себе. Эрик не умер. Он жив! Жив…
– Вот как, – оживился Альрик. – И кого же?
– Эрика.
– А он… да? – жалостливо уточнил Первозданный и покачал головой. – Какая потеря. Но, похоже, тут намечается нечто интересное.
– Мне не до игр! – Белая ярость резанула по нервам, выбелила мир Альрика. Ветер рванул корявые ветви, и низкие облака понеслись по небу, будто запоздалые беглецы.
Теплая рука Гуди легла на плечо, успокаивая. Альрик покачал головой.
– Сильна…
– Я хочу вернуть Эрика, – процедила я сквозь зубы, сдерживая рвущуюся наружу злость. Зря Барт поделился со мной. Я не настолько мудра, чтобы контролировать его мощь.
Альрик усмехнулся и одним ловким движением встал. Подошел ко мне – плавно, крадучись. Так охотники подходят к добыче. И я уже знала: он придумал новую игру. Игру, в которой мне не выиграть…
– Что ж, смотри.
Прохладная ладонь бережно, ласково даже, легла мне на лоб.
И я снова была в доме скади. В темной, лишенной защиты гостиной. В цепких объятиях Влада, мешающего мне осуществить задуманное. Фигура Эрика в объятиях полутьмы. Светящееся оружие Хаука.
Только в этот раз я видела скрытое. Видела, как порванная жила тонкой струйкой выпускала кен, а ниточка, связывающая Эрика с кевейном, истончалась. Пока не порвалась окончательно…
Я закричала. Громко, как тогда, до звона стекол, до боли в горле. Отшатнулась от Альрика и буквально упала в руки Гуди. От боли свело мышцы, сперло дыхание. Я присела, упираясь ладонями в сухую, колкую траву. Старалась отдышаться, забыть навязанное видение. Стереть из всех ячеек памяти, отформатировать диски… Навсегда…
– Он не вернется, – сказала сама себе, чтобы поверить, чтобы осознать.
Верить не хотелось. Понимать – еще меньше.
Потому я призвала на помощь то, что всегда помогало не сломаться. Злость.
– Зачем? – обернулась к Гуди. – Зачем ты привел меня сюда? К нему… Чтобы он играл? Чтоб издевался?!
Гуди покачал головой, даже не взглянув в сторону ухмыляющегося Альрика. На лице Первого сольвейга не было и тени издевки – лишь сочувствие.
– Иначе бы ты не поняла, – сказал он тихо.
– Мне так больно, – прошептала я и облизала губы, мокрые от слез. – Как же теперь… что…