Прощания утомляют лишь в том случае, когда тебя не готовы отпустить.
Впереди меня ждало как раз такое – тягостное, депрессивное, сложное, и я копила силы, чтобы его пережить.
К атли я приехала к обеду. Отпустила таксиста у ворот, коснулась пальцами прохладных прутьев ограды. Набрала на сенсорной панели знакомый код. Толкнула поддавшуюся калитку и вошла во двор.
Солнце уже высушило влажную от ночного тумана плитку, согрело рыхлую землю, сквозь которую пробивались нежно-зеленые побеги цветов. Пахло весной, влажной почвой и прелой листвой. Пели птицы в спутанных ветвях деревьев.
Дом медленно просыпался, отблески рассвета слепили широкие окна.
Влад будто ждал. Замер на середине лестницы. Улыбнулся – несмело, опасливо, будто улыбка могла меня спугнуть. И резанул по нервам тихим “Привет”.
Я закрыла дверь и ждала, пока он спустится. А он, словно нарочно хотел помучить, приближался медленно, крадучись. И уже когда почти подошел ко мне, остановился и сказал:
– Хорошо, что пришла.
– Хорошо, – согласилась я. – Я пришла сказать спасибо.
– За что? – Прищурился подозрительно. И радость от встречи сменилась недоверием.
– За то, что помог. Был рядом. И вообще…
– Мне не нравится начало. Будет какое-то “но”, да?
– Будет, – кивнула. И собрала остатки воли, чтобы выдержать взгляд – пронизывающий, резкий.
Осуждающий?
Раньше я боялась таких его взглядов. Раньше. Но не теперь. Теперь было просто тяжело. Больно. И жутко не хотелось ранить.
– Почему? – выдохнул он раздраженно. – Что снова не так?
– Влад, послушай…
– Нет! – перебил он яростно. – Я слушал тебя все это время. Ты делала, что считала правильным, и я не мешал. Хватит. Тебе нужно идти дальше. Иначе и правда не будет никакого будущего. Ни у одного из нас. Поэтому давай ты успокоишься, и мы попробуем снова. Осторожно, не торопясь. Я много прошу?
– Нет, – покачала я головой. – Не многого.
– Тогда что?!
– Я люблю Эрика.
Слова – острые, как нож – взрезали воздух между нами. И Влад выглядел так, будто ему дали пощечину.
– Извини…
– Эрик мертв, Полина, – сказал он тихо, но твердо. Сказал впервые, с Того Самого Дня. – Эрик мертв. А ты жива.
Верно, жива. Пока.
– Ты ведь знаешь, как ушла Божена, верно?
– При чем тут… Нет. – Он усмехнулся, нервно, недоверчиво. – Ты не сделаешь этого. Я не позволю.
– Я знала, что не позволишь, – согласилась я спокойно. – Потому и не сказала тебе до…
– До чего?
Влад оказался рядом так быстро, что я вздрогнула от неожиданности. И плечи мои сжал сильно, до боли.
Я молчала – мудрые слова застряли в глотке и решительно не хотели оттуда выдавливаться. Он смотрел на меня, в меня, обнажая душу, выворачивая ее наизнанку. Высверливая каждую крупицу горькой правды.
Для этой правды не нужны были слова.
Мне не нужны были – Влад буквально требовал.
– Что молчишь? Говори!
– Я не сказала тебе до того, как Роб провел ритуал. – И добавила уже тише: – Это мое решение. Я так хочу.
– Хочешь чего? Умереть?!
На секунду мне показалось, он меня ударит. Страшно не было, только усталость усилилась, давила на плечи. И я просто подумала о том, что скоро все закончится, и я увижу Эрика.
– Ты обещал помочь его найти. Теперь найду. Знаю, тебе тяжело понять, но… так нужно.
– Сколько у тебя времени?
– Сегодняшний день. До вечера. – Я вздохнула – Мне жаль.
– Нет, – мотнул он головой и отпустил меня. Гнев растаял, как снег на солнце. Испарился. На смену ему пришло разочарование. Влад больше не смотрел на меня. – Тебе не жаль.
Он отодвинул меня от двери и вышел, оставляя в пустынной тишине гостиной легкий шлейф разочарования. Отголоски его шагов звенели в застывшем моменте последней фразы, брошенной, как нож.
Ножи не ранят мертвых.
Наверное, это прозвучит странно, но у меня не было надежнее причала, чем этот дом. Всякий раз, когда было больно или плохо, или некуда было идти, он принимал меня – беглянку, отступницу, сумасбродку. Принимал и прощал.
Теперь тоже принял.
Послушно приминался под ногами высокий ворс ковров. Лили мягкий свет настенные лампы. Тепло было. Уютно. Я трогала стены, касалась лакированых перил и вспоминала, как впервые попала сюда. Как меня ослепила роскошь, как угнетала классическая обстановка и бордовые тона. Я казалась себе здесь маленькой, незначительной. Не то, что теперь.
Теперь дом меня ждал. Принимал, как желанную гостью. Возможно, хотел сделать хозяйкой. И каждая комната гостеприимно распахивала двери, приглашала войти, остаться…
Моя спальня меня ждала больше остальных комнат. Аккуратно застеленная кровать, небрежно брошенные на покрывало подушки. Комод, уставленный фотографиями. Совята. Все еще тут – неизменно. Приоткрытая дверь балкона…
– Привет.
Глеб вошел неслышно. Или я настолько задумалась, погрузилась в знакомую атмосферу, что не услышала, как открылась дверь.
– В гости?
– Хочу открыть тебе тайну, – сказала я и усадила его на кровать. – О моем отце…
Рассказ о том, как появляются на свет сольвейги, Глеб выслушал спокойно. И выводы сделал сам, без посторонней помощи.
– Если вдруг… моего ребенка заберут?
– Нет, если ты не захочешь отдавать. Во всяком случае, я не знаю примеров, чтобы сольвейгов забирали насильно. Но ты должен понимать, что…
– Твоя история показательна, да. Но я бы все равно не отдал.
– Тебе решать, – кивнула я. – Но Дэн не Барт, он никогда не прятался и принимает этот мир таким, как есть. Думаю, он тебе поможет, если вдруг.
– Для этого у меня есть ты.
Я опустила глаза и поняла: разговор будет долгим.
Так и вышло.
Глеб понял не сразу. Сидел и смотрел на меня, будто старался выявить ложь, ждал, что я рассмеюсь и скажу, что пошутила. А потом выдохнул – громко, надрывно даже.
– Осуждаешь? – тихо спросила я.
– Нет. Просто… ты была всегда, была рядом, пусть иногда мы не виделись, но… умереть?
– Влад спросил о том же, – усмехнулась я.
– И он, черт возьми, прав!
– Эрик там один. Один, понимаешь? И ему не выбраться оттуда никогда.
– А с чего ты взяла, что поможешь ему выбраться? Откуда знаешь, что у тебя получится?
– Я не знаю. Но даже если не получится, ему не придется сидеть там в одиночестве, изводя себя внутренними демонами. Я буду рядом. Я спасу его.
– Иногда нужно перестать всех спасать, Полевая, – мрачно подытожил Глеб. – И жить, наконец, для себя.
– Эрик – не все.
Он вздохнул. Замолчал, и мне казалось, он подбирает слова, но Глеб так ничего и не сказал. Мы сидели с ним, держась за руки, почти до заката. Он о чем-то думал, а я отпечатывала в памяти драгоценные мгновения, проведенные с другом. Потом, когда уйду, я вытащу их на свет, и Глеб останется со мной навсегда.
Люди мало ценят время. Тратят его на ненужное – глупые обиды, бесполезные дела, мелкие ссоры и зависть. Не понимая, что важнее всего не это, а ощущение единства и принадлежности чему-то большому. Семье. Племени. Миру.
Этот мир, несмотря на сложность и многогранность, невообразимо прекрасен. Жаль, что я поняла это только сейчас – когда настало время его покинуть. А может, так и должно быть?
– Иди, – сказал Глеб, наконец, выпуская мою руку. – У тебя не так много времени осталось, и это время мне не принадлежит. Не хочу красть его. – Он посмотрел на меня еще раз, но теперь раздражения больше не было. Тоска, наверное, или что-то иное, напоминающее тоску. Но Глеб сильный, справится. Оставляя этот мир, за него я переживать не стану. – Иди к нему. Он съест мозг себе и всем, кто в этом доме, если вы расстанетесь вот так.
– Не уверена, что он хочет меня видеть.
– Влад считает, что иногда нужно уметь плевать на то, чего человек хочет. И давать то, что ему нужно. А ты нужна ему.
Коридор. Несколько метров до заветной двери, и я даже не знаю, есть ли кто-то за ней. Что, если я открою ее, и меня встретит пустота? Что, если Глеб ошибся, и меня на самом деле никто там не ждет?