— Адела звонила вам? — поздоровавшись, спросила я.
— На ваше счастье, звонила, — не слишком приветливо сказала Альда. — Только объяснения она давала какие-то путаные. Подозрительно мне все это. Просто уверена, что вы обе от меня что-то скрываете. Кроме того, оказалось, что у «Мерседеса» пропал чехол с заднего сиденья. Вы случайно не знаете, где он?
— Откуда я могу знать? — наигранно удивилась я. — Я тут у вас одну вещь хотела спросить. Что такое «матаморос»?
— Убей мавров, — ответила Альда. — Вы и сами могли бы это перевести.
— Я знаю, как это переводится, — сказала я. — А нет ли еще каких-либо значений у этого слова? Может быть, это название какой-либо террористической организации или секты, вроде ку-клукс-клана в Америке?
— Ирина, иногда мне кажется, что вы просто ненормальная, — с достоинством произнесла Альда. — У вас больное воображение, и вдобавок вы своими бредовыми фантазиями дочь мою с пути сбиваете. Какая, к черту, террористическая организация. У слова «мата» есть еще одно значение — трава, или небольшая веточка с листиками, так что если «мата-морос» пишется раздельно да еще с предлогом «а» в середине, который не произносится, то это означает «убей мавров», а если пишется слитно, то переводится, как «трава мавров», и это сорт травяного латиноамериканского чая, а вовсе не террористическая организация и не ку-клукс-клан. Кроме того, есть довольно известный перуанский писатель по фамилии Матаморос. Он пытается подражать Маркесу, но, по моему мнению, у него это не слишком хорошо получается. Как, я удовлетворила ваше любопытство?
— Если других значений нет, то вполне, — сказала я.
— Даже знать не хочу, зачем это вам. И не смейте впутывать в ваши дела мою дочь, — выразив свое возмущение фырканьем рассерженной кошки, Альда повесила трубку.
Лелька пылала праведным гневом.
— Как только подумаю, что какая-то зараза шляется по подъездам и убивает моих гостей, такое зло берет, что хочется взять в руки автомат и перестрелять всех этих гадов, расплодившихся в последнее время, — едва открыв мне дверь, с порога сообщила она.
— Как-то с трудом представляю тебя в роли Рембо, — улыбнулась я. — Всех все равно не перестреляешь. Просто жизнь такая. Да и Захар тебе, по-моему, не слишком-то нравился.
— Какая разница, нравился или не нравился, — возмутилась Лелька. — Просто от этих ментов никакого толка. Они мне ясно дали понять, что преступления подобного рода практически никогда не раскрываются. Зачем тогда вообще милиция существует, если моих гостей режут по подъездам, как рождественских индеек!
— От твоей злости все равно никакого толка, — заметила я. — Только печень портится. Давай лучше сами попробуем что-нибудь разузнать. Если убийство было случайным, тут, конечно, ничего не поделаешь, но вдруг для .убийства был какой-то мотив?
— И как мы это узнаем? — скептически поинтересовалась Лелька.
— Не знаю, — пожала плечами я. — Для начала можно осмотреть вещи Захара.
— Милиция уже осматривала, — поморщилась Лелька. — Ровным счетом ничего. Так, рубашки, трусы, зубная щетка. Они даже ничего не забрали. Посмотри, если хочешь. Я все сложила в чемодан.
— Ладно, сейчас посмотрю, — сказала я. — А ты не могла бы позвонить своему свояку и расспросить его, чем Захар занимался, были ли у него враги и все такое прочее?
— Я ему звонила вчера, чтобы сообщить о смерти Захара, — сказала Лелька. — Он сам ничего не понимает. Вряд ли у него удастся выведать что-либо стоящее.
— Ты все-таки попробуй, — настаивала я. — Попытка — не пытка.
В вещах Захара действительно не оказалось ничего необычного. Никаких записок или адресов. Отсутствовала даже записная книжка. Похоже, мое расследование увяло, так и не распустившись. Взгрустнув, я присела на кровать, и тут мой взгляд упал на предмет особой Лелькиной гордости — здоровенную подставку для зонтиков в виде слоновьей ноги. Эту экзотическую вещицу несколько лет назад ей привез из Африки ее давний воздыхатель, и Лелька поставила слоновью ногу рядом с письменным столом, приспособив ее в качестве мусорного ведра для ненужных бумаг.
Вовремя вспомнив, что в мусоре, как правило, отыскиваются исключительно важные улики, я высыпала содержимое слоновьей ноги на ковер и вдохновенно принялась разбирать мятые бумажки. Почти все они были исписаны стремительным Лелькиным почерком и представляли собой какие-то сложные математические расчеты. А вот и обрывок с другим почерком. Посмотрим, что там.
«Химические доб… Прицельная да… Предельная… Емкость лег… Сменные ст…», — прочитала я.
В уме у меня забрезжила догадка. Если она окажется верной, то тут может возникнуть и мотив, причем очень даже серьезный.
Захар приехал из Ижевска, где находится знаменитый оружейный завод, а в обнаруженном отрывке, похоже, приводятся характеристики какого-то оружия.
Я принялась лихорадочно разбирать бумажки, отыскивая обрывки с четким, слегка наклоненным влево почерком. Отыскав все, которые были, я сложила их вместе и смогла прочитать весь текст целиком:
«Химические добавки в патроны, увеличивающие дальность стрельбы.
Прицельная дальность — 3800 м. Предельная дальность полета пули — 6500м. Ёмкость легкого магазина — 70, стального — 90 патронов.
Вес автомата с легким магазином — 2,1 кг.
Сменные стволы.
Глубина пробивания кирпичной кладки со ста метров пулей со стальным наконечником — 35 см». На листке было несколько помарок, и у меня создалось впечатление, что Захар именно поэтому его и выбросил. Было похоже на то, что он готовил документацию на какой-то вид оружия.
В свое время я из любопытства просмотрела несколько справочников по огнестрельному оружию, сравнивая наши и зарубежные модели. Конечно, точных характеристик разных моделей автоматов я припомнить не могла, но и без того было очевидно, что автомат, весящий всего 2,1 кг, с подобными данными, если он действительно существовал, должен был произвести фурор на рынке оружия.
— В мусоре копаешься? — спросила появившаяся на пороге Лелька. — Ну как, нашла что-нибудь?
— Кажется, да, — ответила я. — Посмотри на этот листок. Как ты думаешь, это писал Захар?
Лелька с интересом взглянула на сложенные вместе обрывки.
— Должно быть, он. Почерк точно не мужа, кроме Захара у нас никто на днях не гостил, а мусор я три дня назад выбрасывала. Кроме того, тут речь идет об оружии, значит, точно его. Мне только что свояк по телефону много интересного порассказал.
— Ну так что ж ты молчишь! — подскочила я. — Что ты выяснила?
Как оказалось, свояк, узнав вчера от Лельки, что Захара убили, обзвонил его близких друзей — Кольку, Гошу и Тимоху, и они все вместе отправились в пивную «Вареный рак», чтобы помянуть безвременно покинувшего этот бренный мир приятеля.
— Гения в последний путь провожаем! Какой талант, гады, приморили! — прослезился Колька после шестой кружки пива.
— Еще не провожаем, — возразил Тимо-ха. — Вот хоронить будем, тогда и проводим.
— Все равно, — смахнул слезу Колька. — И главное — в какой момент! Только человеку счастье улыбнулось!
— Какое это счастье? — заинтересовался свояк.
Колька округлил глаза.
— Деньжищи! — свистящим шепотом поведал он. — Ух, какие деньжищи! Только Захар об этом никому не велел говорить. Да теперь уж все равно, говори не говори. А ведь обещал и мне деньжат подкинуть, чтобы баньку на даче срубить. И что? Ни Захарки, ни баньки, и даже раков вареных нет, чтобы закусить.
Колька обреченно повесил голову.
— Да ты таранкой заешь, — сочувственно сунул ему сухую рыбешку Гоша. — Мне Захар тоже на что-то такое намекал. Говорил: «Вот деньгами разживусь — новое ружье тебе подарю». Хороший был человек.
В общем, из всех разговоров, свояк извлек следующую информацию, впрочем, кое-что было известно и ему самому.
До перестройки Захар работал на ижевском оружейном заводе и вечно носился с идеей изобрести самый потрясающий в мире автомат, такой, чтоб заткнуть за пояс самого Калашникова. Руководство и коллеги относились к этой мечте весьма скептически, рацпредложения Захара увязали в бюрократической волоките, а сам он работал в сборочном цеху без всякой надежды на продвижение по службе. Несколько лет назад, когда рабочим завода вместо денег стали платить зарплату чехлами и футлярами для охотничьих ружей, Захар ушел с завода, завел на дачном участке небольшую пасеку, начал продавать мед, и ему вполне хватало на жизнь. Всю свою нерастраченную энергию Захар направил на изобретение сверхоружия.