Меня трясет. От нервов и страха. До одури страшно, что она все-таки сможет причинить вред ребенку.
— Тебе мало того, что я давала?
— Да, черт подери! Да! — она срывается на крик, — Я хочу большего! Я достойна большего.
— Ну так добивайся. Учись, работай. Все в твоих руках.
— Довольно! Я этого бреда от мамаши уже наслушалась. Зоя учись, Зоя работай, бери пример с Милы. Она ведь такая, мать ее за ногу, молодец. Умница, красавица. Все может, все у нее получается. Прямо куда деваться, сраный эталон.
Ох, Нина…
Я понимаю, что сестра хотела как лучше, ставя в пример успешную родственницу, но в итоге подтолкнула всех нас к катастрофе.
— А Миле просто повезло вовремя свалить из деревни! — Зайка все так же на повышенных тонах, — слышишь? Просто гребаное везение, которое подкинуло тебя на самый верх! В отличие от мамаши моей тупой, для которой удача — это купить грузовик говна по дешевке!
— Не смей так говорить про мать.
— Да пошла она на хрен! Я к ней больше не вернусь! Я здесь останусь, слышишь? Это мой дом, — машет свободной рукой.
— Здесь нет ничего твоего, — парламентер из меня так себе.
Я прикусываю себе язык, когда вижу, как Зойка, покрывшись пунцовыми пятнами, начинает вопить:
— Заткнись! — визжит некрасиво перекошенным ртом, — Это мой дом! Моя жизнь. Та, которой я достойна! А ты… ты тварь!
Всхлипывает. Пистолет в ее ируке ходит ходуном и по-прежнему направлен на меня. Стоит ей только нажать на курок и все…
Я должна что-то сделать.
От волнения меня снова начинает мутить. Но сейчас мне это на руку. Давлюсь, не сдерживаясь.
— Меня сейчас вырвет, — зажимаю рот рукой и бегу в туалет, не обращая внимания на крик за спиной.
— А-ну стой, я не разрешала!
Страшно рискую, но опережаю ее на три секунды. Этого хватает для того, что схватить сигнальный брелок и сунуть в карман халата, и когда следом врывается Зайка с перекошенным лицом, я уже над унитазом и самозабвенно блюю.
— Ну и мерзость, — тянет она с нескрываемым отвращением.
Мерзость здесь одна, и это она.
Одной рукой держу волосы, чтобы не испачкать. Вторая — в кармане, судорожно жмет на кнопку.
— Умойся, — приказывает Зайка, — выглядишь как последняя уродина.
Я покорно открываю кран и плещу себе в лицо ледяной водой, пытаясь продышаться. Вызов сделан, мне остается только продержаться до приезда подмоги, но вот беда — Карпов не сказал, сколько это займет по времени. Мне так страшно, что я едва держу себя в руках, а Зайка стоит у меня за спиной и продолжает плеваться ядом:
— Я никогда не могла понять, что такой мужчина как Вадим мог найти в такой как ты. Никакая! Серая посредственность, не отличающаяся ни умом, ни красотой, ни еще какими-то достоинствами. Пустышка! Он достоин лучшего!
Меня так и подмывает спросить «уж не тебя ли», но проглатываю колкие слова. Я все глотаю: и то, что знаю, про кражу денег и телефона, и про подсадного врача, и про то, что она хотела напоить меня отравой. Главное — выжить сейчас. С остальным буду разбираться потом.
— Знаешь, как нежен он был той ночью? Как сладко шептал о том, что я его девочка, и он меня ждал всю свою жизнь? Он был счастлив. По-настоящему! А потом ты вернулась и начала путаться под ногами, пытаясь увести моего мужчину!
У меня все-таки прорывается:
— Не слишком ли много здесь твоего?
— В самый раз, — хмыкает она, — спасибо, что подготовила для меня гнездышко.
Самое жуткое, что она не сомневается в том, что говорит. Искренне верит, что я должна ей отдать все, что имею, ведь только тогда восторжествует столь желанная справедливость.
— А теперь завари-ка мне кофе, тетушка. Того самого, карамельного. И с душой, чтоб. Как себе.
Я послушно прохожу мимо нее и словно зомби спускаюсь на первый этаж.
Меня штормит и качает из стороны в сторону, в голове вата, но что хуже всего — я чувствую, как живот каменеет. Мне нужно выпить таблетки, пока тонус не разыгрался в полную силу. Только сомневаюсь, что любимая племянница даст мне их принять.
Она идет следом за мной, не забывая тыкать между лопаток стволом. И несмотря на то, что ее саму трясет как осиновый лист, я чувствую, что она кайфует. Получает удовольствия от каждого мгновения, от каждого жестокого слова, отпущенного в мой адрес. Ее ненависть так ярка, а зависть так откровенна, что снова начинает тошнить.
Я утешаю себя мыслью, что спуск на первый этаж — это хорошо. Так спасателем потребуется меньше времени, чтобы добраться до нас. Они смогут заскочить через дверь или окно. Пока готовлю кофе, фантазия рисует картины захвата дома. Как в боевиках, когда спецназовцы спускаются на веревках с потолков, выбивают окна и скручивают главного злодея.