Закрыв глаза и набравшись смелости, Гермиона уселась на край кровати, сминая красно-золотое покрывало своим весом, и раскрыла пергамент, сталкиваясь с написанным в явной спешке текстом лицом к лицу:
«Дорогая мисс Грейнджер.
Прошу прощения, что заставил Вас так долго ждать ответ. К сожалению, ваших близких сегодня попытались спасти, но, к моей радости, я успел перепрятать и их, и себя. Теперь Вы не сможете отправлять мне письма, и Министерство Магии не посмеет проследить за вашей совой в попытке схватить меня.
Предлагаю переговорить завтра утром, точного времени я назвать не могу. Будьте готовы принимать посетителей в кабинете директора.
С превеликим уважением, К. Яксли.»
Дрожащие руки Гермионы, которые всё это время были приподняты перед лицом, сейчас казались невыносимо тяжёлыми, и они мёртвым грузом упали на колени гриффиндорки. Взгляд девушки устремился вперёд, но она точно ничего не видела: она смотрела словно сквозь предметы, находившиеся перед ней. В эту минуту Гермиона чувствовала себя потерянной, дезориентированной во времени и пространстве. К горлу подступала тошнота, сопровождаемая чувством паники и страха, в первую очередь за свою семью.
Гарри и Рон должны знать.
Гермиона решила для себя, что скрывать от своих друзей план Малфоя будет неблагодарно по отношению к ним.
Эти два гриффиндорца, вспыльчивые и неосторожные, как выразился Драко — такая же семья, как и её родители. И чтобы не случилось, они всегда найдут решение. Они всегда окружат её теплотой и любовью, заставив Гермиону забыть о существовании слова «одиночество», хоть она сама и игнорирует этот факт. Они всегда рядом.
Гермиона Грейнджер сжала руки в кулаки, удерживая письмо, от чего лист бумаги помялся по краям. Она опустила взгляд на пергамент, и, тяжело выдохнув, поднялась с кровати. Она точно решила, что поступит правильно, если расскажет своим друзьям о том, на что она согласилась. И ноги понесли Гермиону в гостиную Гриффиндор, туда, где сидят Гарри и Рон, бурно обсуждая, вероятнее всего, всевозможные пути решения образовавшейся проблемы.
Парни сидели на красном диване спинами к винтовой лестнице, ведущей к спальням девочек. Рон облокотился на спинку софы, голова была повёрнута в сторону брюнета, а тот в свою очередь сильно жестикулировал, придавая окраску своей речи. Гермиона остановилась около ступенек, переводя дыхание. Паника, сидевшая внутри с того самого момента, как только девушка получила письмо, с каждым вздохом лишь усиливалась. И Гермиона знала, что будут последствия. Малфой будет очень зол.
Плевать.
Пара объятий не дают ему права командовать Гермионой.
Гриффиндорка тяжело выдохнула, и этот выход был достаточно громким, чтобы привлечь к своей персоне внимание парней. Они резко повернулись, словно репетировали это движение целую неделю, и Гермиона поймала на себе одобрительный взгляд Гарри.
— У нас появился план, — проговорил брюнет, расплываясь в радостной улыбке. В душе Гермиона почувствовала светлое волнение, похожее на то, которое она испытывала в детстве рождественским утром, когда, спускаясь в гостиную, находила подарки под ёлкой и аккуратно распаковывала их, гадая что внутри, — иди сюда, скорее же!
Девушка рванула вниз по лестнице, вовсе не смотря под ноги. В её глазах появилась надежда, и она спешила к друзьям, сгорая от желания услышать хорошую весть.
В камине потрескивали брёвна, и гриффиндорская гостиная заполнилась теплом огня. В помещении было так… спокойно. Умиротворяюще. И если спросить постороннего человека, который не знает всей печали этого момента, то он, несомненно, ответил бы, что сейчас происходит встреча давно не видевшихся лучших друзей.
Гермиона подбежала к диванам, нервно усаживаясь на один из них, напротив ребят, которые расплывались в улыбке.
— Так…и что же вы придумали? — поинтересовалась гриффиндорка.
— Самый безопасный способ решения этой проблемы — это схватить Яксли до того, как он начнёт действовать, — начал брюнет, наклоняясь к Гермионе ближе и опираясь локтями на колени, соединяя ладони в замочек. — Мы подумали и решили, что хорошим вариантом будет отправить Яксли сову с письмом, а мы полетим за ней на мётлах под дезиллюминационными чарами. Так мы его найдём и схватим.
Мир словно рухнул в один момент. Гермиона уже не слышала, что говорил Гарри после упоминания совы. Она лишь сильнее сжала кулак, впиваясь ногтями в ладонь сквозь бумагу. Улыбка сползла с лица, и теперь уголки губ были опущены, а глаза медленно наполнялись слезами.
— Что? Что не так? — с волнением спросил Рон. Он выглядел не менее растерянным, нежели Гарри. Гермиона лишь протянула руку с пергаментом вперёд, и только сейчас парни заметили помятый лист в её крепкой хватке. — Что это?
— Вы опоздали, — ответила на выдохе гриффиндорка и закрыла глаза, от чего из них полились две тонкие влажные полоски.
Гарри напрягся, вытаскивая пергамент из руки Гермионы. И ему действительно пришлось приложить усилия, чтобы забрать лист из мёртвой хватки. Он развернул искомканное письмо, пробежался глазами по тексту и спросил:
— Я не понимаю. Когда ты успела? Почему ты не посоветовалась с нами, — Гарри яростно потряс пергаментом перед лицом Гермионы, — до того, как отправлять письмо Яксли?
Гарри был зол. Он был рассержен, потому что Гермиона мало того, что не рассказала о своей задумке, так и не набралась смелости рассказать об этом сразу после того, как отправила письмо. Он беспокоился за неё. Но больше всему ему было обидно от того, что, как ему казалось, Гермиона не увидела в них поддержку.
— Я… я хотела вам рассказать, но… — Гермиона смяла юбку и жалостливо посмотрела на друзей.
— Что — но? — процедил сквозь зубы Рон.
— Это была идея… Малфоя, и я… — не успела договорить гриффиндорка, как её рыжий друг вскочил с места, нависнув над Гермионой, от чего она вжалась в спинку дивана, лишь бы сохранить дистанцию.
— Малфоя? С каких это ты пор придерживаешься идей грёбаного Малфоя? — Рон поднял голос, от чего его слова эхом разлетелись по пустой гостиной. Его ноздри раздулись, как у быка, а лицо его раскраснелось, что предавало ему крайне недружелюбный вид.
— Рон, я… они хотят реабилитироваться, поэтому… — тихо прошептала Гермиона. Внутри неё сидело ощущение полного опустошения, словно она их подвела, разочаровала, и от этого хотелось разрыдаться, спрятаться на дне Тихого океана, или залезть на самую верхушку Эльбруса, лишь бы она больше никого и никогда не смогла разочаровать.
— Так, тихо! — приказным тоном проговорил брюнет. Его брови нахмурились, а взгляд устремился на красно-золотой ковёр, лежащий под ногами студентов. — Гермиона, ты ведь могла нам рассказать сразу. Мы же можем помочь, ты это сама прекрасно понимаешь.
— Да, я знаю, просто…я не хотела вас впутывать. После всего, что произошло с нами и нашими семьями… — Гермиона сделала паузу, вспоминая о смерти Фреда и Сириуса, — по приезде в Хогвартс вы были счастливы, и я не хотела отбирать это чувство.
Соврала. Гермионе безумно сильно не хотелось говорить друзьям, что именно Малфой настоял не посвящать гриффиндорцев в план. И ей было стыдно это признать. Мерзкий, заносчивый, слизеринский подлец и просто их враг — именно этого человека она решила послушаться. Гермионе хотелось заклеить себе рот, нет, зашить самыми крепкими нитями, чтобы она больше не могла врать своим друзьям. Но, на самом деле она действительно не хотела впутывать Гарри и Рона во весь этот кошмар. И если Яксли задумал игру, то Гермиона собиралась обыграть его одна, по своим правилам.
Рон рухнул на диван рядом с девушкой, освобождая ей обзор на Гарри.
— Я каждый раз удивляюсь! Как ты вообще можешь такое говорить? Мы — семья. А в семье все друг за друга стоят горой, — сказал брюнет, протягивая руки к Гермионе. Он улыбнулся, искренне и без презрения. Гриффиндорка провела рукавом своей рубашки по щекам, вытирая доказательства её слабости, после чего положила ладони в руку Гарри.