Я некрасиво пучу глаза. Чувствую, что все эмоции отражаются на моём лице, но ничего не могу поделать с собственной мимикой.
— Вы расследуете дело о покушении на Лёшу?
— Увы, у меня нет улик, чтоб эта версия устроила моё руководство.
Мне удаётся справиться с потрясением. Я усмехаюсь, проникнувшись к мужчине напротив минутной симпатией:
— Понимаю, расследовать дело о покушении на мэра гораздо перспективнее и выгоднее, чем на его жену.
— Оказывается, мы можем достигнуть взаимопонимания. Да, Елизавета Павловна?
…сама не поняла, когда допрос перешёл в разговор и спор на повышенных тонах.
— Ревность — это правило!
— А я вам говорю, что это правило не работает! Ну не мог мой муж вот так сразу заревновать и всё это провернуть! Да и зачем? И как? — не унимаюсь я, незаметно для себя встав на защиту гулящего мужа.
— Вы мне сами сказали, он потребовал ключи от вашей машины и сел за руль… — следак упёртый — тоже не унимается.
— И? Взял ключи, чтоб через десять минут попасть в им же подстроенную аварию? Ревность — не мотив. Не в нашем случае. Да и что это дало? Ничего.
— То есть, — глаза напротив подозрительно щурятся, — Вы хотите сказать, что встречи с Шустером и Емельяновым после аварии продолжались в прежнем… графике?
Я бессильно сжимаю кулаки, чувствуя, что остатки кофе из моей чашки вот-вот окажутся на лице этого упёртого следака.
— Помолчите! — кричу я, теряясь в хороводе мыслей. — Я… Глаза. Звонки… Слушайте, если вы так хотите видеть ревность мотивом этого преступления, то пишите себе там. — прочищаю горло, кашлянув в сжатый кулак, и чётко проговариваю. — Станислав Шустер. Вот его поведение меня только сейчас натолкнуло на мысль о… чем-то большем. О ревности, в общем. Хотели ревность? Получайте. Проверяйте. Идите и работайте, Вениамин Алексеевич!
Лицо следователя незамедлительно кривится.
Я понимаю, что перегибаю палку, но разговаривать с ним нормально, у меня уже не хватало никакого терпения. А это плохо! Для всех наших с Лёшей секретов плохо — плохо для моей семьи, ещё сболтну чего лишнего.
— Один из ваших любовников… Дорогая Елизавета Павловна, я прекрасно осведомлен об их роде деятельности. Вы женщина. Вы смотрите на ваши отношениях сквозь призму идеализации и романтизации подобных отношений. Понимаю, это непросто принять, но вы им не интересны, как равноценный партнёр. По жизни. — не скрывая издёвки в голосе, высказывается мужчина, наконец-то принявшись упаковывать свои листы в папки. — Я обоих уже допрашивал. Если хотите моё мнение, то Емельянов вызывает больше подозрений. Ранее судимый. Замкнутый. Шустер… В вас играет чисто женское. Один из ваших любовников решил выйти из игры и вы сейчас пытаетесь пустить следствие по ложному следу, даже не отдавая себе отчёт…
— Стооо-оять! — кричу, стукнув кулаком по столу. — Что значит, решил выйти из игры?
Вениамин Алексеевич почему-то смотрит на меня как на идиотку. Даже собираться перестал. Так и замер, с раскрытой папкой и стопкой скреплённых степлером листов.
— Я проверял. Всё так и есть. Он продал долю в клубе. Готовится к переезду. Я даже связывался в Сочи с арендодателем, с которым у Шустера уже подписан договор. Не знаю, почему он вам ничего не сказал… — следак зависает.
Собственно, я недалеко от него ухожу. Сама начинаю чувствовать себя идиоткой.
Стас решил бросить нас с Олегом?
Не понимаю, какие чувства во мне вызывает этот вопрос. А какие должен? Я должна огорчиться или вздохнуть с облегчением, что наш любовный треугольник распался?
Но разве те, кто хочет уйти и начать жизнь в другом городе, названивали бы Инге, интересуясь мной, приходили бы ко мне с цветами, писали бы, как ни в чём не бывало?
Хочется стукнуть себя по лбу.
Почему я об этом думаю? Я разве когда-то кого-то бросала? Я даже от Лёши, столько натерпевшись, уйти не смогла. Откуда мне знать, как ведёт себя тот, кто хочет со всем порвать?
Судя по озабоченному лицу, у мужчины в голове тоже активизировались мыслительные процессы.
— Вениамин Алексеевич, ещё кофе? — хриплым голосом интересуюсь я, кося глазами в сторону своего телефона.
— Да.
Ну хоть отмер.
— Сахар закончился. Я на минуту. — выдавливаю, быстро поднимаясь и выходя из-за стола.
Дрожащая рука подхватывает телефон, а вторая небольшое блюдечко, отведённое под рафинад.
Покидаю свой кабинет в противоречивых чувствах. Лишь когда за моей спиной закрывается дверь, я беру себя в руки мчусь к Инге.
Знаю, что её нет. Она уехала за моей машиной, но мне сейчас не подруга нужна, а укромное место.
Ликую, понимая, что старые привычки её не покидают. Сколько её знаю, она постоянно забывает запираться. Если бы она так часто не переезжала, то уже в каком-то райотделе была бы в топе по квартирным кражам.
Прислоняюсь спиной к двери и разблокирую телефон. Пальцы подрагивают, но это не мешает мне набрать Олега.
Замираю, прокручивая в голове свою речь.
— Да, Лиз?
— Олег… — от звука его голоса становится не по себе.
Я серьёзно собралась спрашивать у него о подобном?
Может, он тоже, как и Стас, просто решил от меня отделаться?
— Слушай, Олег, прости, пожалуйста, — как в бреду бормочу я, — А ты тоже продал свою долю в клубе?
— Тоже? Лиз, ты чего? Ты в порядке? — тревожные нотки пробираются в его голос. — Лиза?
Опомнившись, сжимаю телефон у уха, глядя в окно немигающим взглядом.
— Стас не мог продать долю в вашем клубе, без твоей подписи. Или мог? Ты либо лжёшь мне сейчас, либо Стас тебя поимел… Вспоминай, в больнице он приносил тебе на подпись какие-то документы?
В трубке становится подозрительно тихо.
— Олег? Олег?!
— Да здесь я! Лиза, блядь, я в жопе! — звон битого стекла на заднем фоне, заставляет меня поморщиться. — Вот почему его нет! Он меня кинул!
Выдыхаю, вновь слыша его голос и лихорадочно шепчу:
— И хорошо, что кинул, Олеж! Очень хорошо! Пусть лучше кинул, чем… — холодею от одной мысли. — Олег! Немедленно уезжай из вашего дома! Ты слышишь?! Уезжай!
Глава 25
Не помню, как приползла домой. Следователь вынул из меня всю душу, прежде чем уехать на встречу с Олегом в гостиницу.
Не хочу думать о сегодняшнем дне. Совсем. Абсолютно.
…но я должна.
Я обязана всё рассказать Лёше. Это из-за меня столько проблем выпало на нашу семью. Из-за моих похождений у него приступы паники, ночные кошмары, иллюзия любви ко мне. Всё из-за меня.
Заглядываю в детскую, не рискуя входить. Меньше всего я хочу тревожить сон дочери.
Если Лёша дома…
Боже, я представляю, как он будет на меня орать!
Помнится, в нашей спальне была хорошая звукоизоляция. Стоит его увести туда, прежде чем начинать каяться.
Или ему уже позвонил Вениамин Алексеевич и обо всём рассказал?
Тихонько прикрыв дверь, я плетусь вниз, к кабинету мужа. Толкаю незапертую дверь, вдыхая запах пряного освежителя воздуха.
Никого.
Опять поднимаюсь наверх, ступая по коридору на носочках. Крадусь, как вор, по собственному дому.
Проверяю пустую спальню и заглядываю в ванную комнату.
Тоже никого.
Опускаюсь на заправленную кровать, оглядывая бесцветную и лишённую красок и уюта комнату.
Кто бы мог подумать, что моё замужество будет таким, да?
Вздыхаю, прогоняя от себя безрадостные мысли, и расстёгиваю сумочку.
Телефон быстро находится, а вот звонок никак не набирается — недостаёт мне смелости.
Тяну время, сама не зная, для чего.
Всё равно ведь всё узнает. Возможно, оно и к лучшему, что по телефону, а не глаза в глаза?
Падаю на кровать и какое-то время таращусь в потолок.
Надо признаться. Надо.
Звоню мужу, испытывая такой трепет и такое волнение, которых не испытывала на начальном этапе наших отношений.