Ох уж эти соблазнения из нашей юности.
Лишь оказавшись в столовой, я понимаю, что сегодня смогла нормально побыть с Лёшей наедине. Трогать его, целовать и даже обнять. И мне это безумно понравилось. Было очень приятно. Я ни разу не вздрогнула от его прикосновения.
— Ты так соку улыбаешься, Лизка? — ухмыляется Инга, игриво ведя плечом.
Подруга поднимает тетрапак, приветствуя меня.
— Ему.
— Эх, какой он, этот сок.
Ужинаем под щебетание Кристинки, выслушивая её тяжкую долю, и изредка посмеиваемся. Инга даже больше вовлечена в её рассказы, чем я.
В какой-то момент я просто чувствую, что меня… отпускает. Не знаю… Странное чувство. Нехорошее. Будто Лёша мой наркотик, дурманящий разум и выворачивающий душу и чувства наизнанку.
Или я просто тормоз?
Шутки Инги мне больше не кажутся смешными. Более того, я прокручиваю в голове их разговор с Лёшей в кабинете и опять погружаю себя в панические мысли.
Почему я никогда не интересовалась первоисточником их общей неприязни? Почему довольствовалась фразами: «Бесит», «Не твоего круга» и прочими шаблонными ответами?
Как хорошо я знаю лучшую подругу?
Кровь приливает к щекам. Какая-то часть меня готова биться головой о стол, лишь бы не думать ни о чём подобном.
Разве не такая же классика — изменяющий с лучшей подругой муж?
Господи, о чём я думаю? Зачем?!
Лёша мне ни одного хорошего слова не сказал о ней. Инга хоть и делала вид, что исключительно держит оборону и защищается, но тоже, нет-нет, да ввернёт что-то колкое в адрес моего мужа. Не так прямо как Лёшка, а под соусом сарказма и язвительности.
Что если они просто таким поведением отводят от себя подозрения?
«Приди в себя, Лиза! Приди в себя!» — мысленно кричу я, делая ещё один глоток вина, пока объект моих сомнений рассказывает о школьных проказах, в её бытность ученицей.
Смотрю в такие родные черты лица и окончательно уверяюсь, что у меня едет крыша. Я на самом деле схожу с ума, если подозреваю свою лучшую подругу в связи со своим мужем.
Она знает обо мне больше всех. Лучше всех знает меня, моё прошлое, а порой и то, чего я сама не знаю о себе. Будь она врагом или просто плохим человеком, она бы просто не была рядом. Моя жизнь не всегда состояла из проблем, приправленных баблом и сытой жизнью.
Тряхнув головой, я оставляю вино в сторону и подключаюсь к беседе:
— А ещё Инга в портфель одной заносчивой девочке положила пакет с собачьими какашками! — без зазрения совести выдаю подругу, искренне улыбаясь, наблюдая за округлившимися глазами дочери.
— Ах ты так? — возмущённо восклицает "опозоренная". — Ты лучше скажи, кто мне эти какашки собирал! Не ты ли?
Глава 31
— Мой муж не приставал к тебе? — не знаю, как решаюсь задать этот вопрос.
Огромных трудов нам стоило уложить спать Кристину. Наверное, Лёша был отчасти прав — пьяненькая я, совсем не такая, как трезвая. И разумеется, ребёнок это чувствует. Мама шутит, мама смеётся, мама её развлекает… у мамы нет забот и хлопот. С мамой весело, как тут спать лечь?
Было весело, на самом деле весело.
Но пришлось возвращаться в реальность, где меня ждал разговор, которого позже могло не состояться.
— Ты дура? — ошарашенно моргнув, Инга ёрзает на диване. — Ещё бы спросила, не любовники ли мы с ним.
— Это значит нет.
— Это значит, что я бы тебе обязательно сказала, вздумай твой Алёшенька что-либо подобное выкинуть.
— Ну а всё же, — нервно улыбаюсь, — Что-то же послужило катализатором твоего к нему отношения.
— Годовщина моей матери. — тихо произносит она, медленно оглядываясь. — Так закурить охота. Пойдём?
Я киваю. Поднимаюсь с дивана и молча веду Ингу в кухню. Там есть запасной выход во двор.
В голове хоровод мыслей сменяют друг друга. Я пытаюсь обдумать ответ подруги. Наперёд. Боюсь, что упустила что-то очень важное.
— Чёрт, — выругавшись, она останавливается. — Сигареты в сумке, а сумка осталась в гостиной, я сейчас.
Я смотрю ей вслед и не могу вспомнить хотя бы одну годовщину смерти её матери, когда меня бы не было с ней рядом.
Хотя…
Беременность. Когда я носила Кристинку, я не поехала с ней на кладбище. Кажется, из-за суеверий или токсикоза. Но определённо точно, что она не была обижена.
Или была?
Включаю кофеварку, пока пока жду подругу, и задумчиво жую губу. Теперь и я вспомнила о никотиновой зависимости и не откажусь от чашки кофе и сигареты.
— Идём?
— Угу.
Наполнив две свои любимые большие чашки, о которые ну очень удобно греть руки, ввиду выпуклой формы, я киваю на дверь.
У выхода мы притормаживаем. Я передаю чашки Инге, а сама снимаю с вешалки две дутые куртки.
— Замёрзнем. — констатирую я.
Одеваю подругу, одеваю сама себя, поворачиваю ключ в замочной скважине и толкаю двери.
— Прошу. — наигранно весело говорю я, пропуская её вперёд.
Только вся наигранность исчезает, когда Инга подкуривает сигарету и передаёт её мне:
— Держи. И выбрось весь этот бред из головы, что ты туда вбила. У меня никогда и ничего не могло быть с твоим мужем. Я недолюбливаю его с того момента, как вы начали встречаться. Возможно, по надуманным и ревностным мотивам. Я мирилась с этим, пока видела, что ты счастлива. Пока он не вставал между нами.
— Что? Что ты имеешь в виду? — забираю у неё свою чашку кофе и хмурюсь.
Лёша никогда не скрывал, что Инга его раздражает. Во всяком случае так было пока мы встречались. С нашей женитьбой, а потом и с моей беременностью, начали проявляться другие вещи — ультиматумы, запреты и скандалы. Я не всегда бесстрашно защищала свою лучшую подругу. Иногда мужу удавалось загнать меня в тупик. Было проще единожды пойти на его условия, чем продолжать ругаться и отстаивать свою точку зрения. А позже, когда Лёша уже смирился, что Инга никуда из моей жизни не денется, она сама сказала, что больше её ноги в нашем доме не будет. Конфликт стал пассивным. Я просто перестала обращать на эту вражду внимание.
— Когда ты была беременная, — затягиваясь, ухмыляется она, — Он был у меня в общаге. Приехал на своей крутой тачке, бросил пачку бабла на кровать и приказал исчезнуть из вашей жизни.
— Что значит, приказал? — теряюсь я, впервые слыша о чём-то подобном.
— Ой, Лиза, а то ты не знаешь, как твой муж умеет команды раздавать. Пусть будет не приказал, а потребовал. Какая разница?
— А ты?
Инга удивлённо смотрит на меня.
Глупый вопрос, признаю. По прошествии стольких лет его вообще не должно было возникнуть.
— Если я и продавалась кому-то за бабки, то только тебе. — ухмыляется она. — Послала. И такого наслушалась. И в канаве меня найдут. И по кругу пустят. И он скажет тебе, что я к нему клеилась. И… ой, да какая сейчас уже разница? Просто тогда я уже для себя всё решила.
— А я? — не узнаю собственный голос, он хрипит и вибрирует. — Почему ты не рассказала об этом мне?
— Беременной тебе? Да и к тому же потом ты позвонила сама…
Не знаю, что сказать. Расскажи она мне это месяц назад, я бы безоговорочно поверила каждому её слову. Потому что это в его стиле. Сейчас… Эти последние недели так многое изменили во мне. Позволили узнать другого Лёшу. Того, кто никогда не поступил бы подобным образом с моей подругой накануне годовщины смерти её матери.
— Я же не ходила беременная все эти годы. — осторожно произношу я, делая глоток кофе.
— К слову не приходилось. То бессонные ночи, то детские болячки, то скандалы с Лёшей, то его измены… не хотела тебя ещё больше грузить. А потом ты вроде как и сама всё решила. Вы решили разводиться. Отложенный развод — ваше ноу-хау, и всё такое.
На губах подруги играет лёгкая полуулыбка. Я уже не помню, зачем начинала этот разговор и чего хотела добиться, на одно я знаю точно — чем он должен закончиться.