А вот, собственно, и пицца для Кристинки.
Поправляю халат и прохожу просторную гостиную. Мы два дня живём в съёмной квартире с чудесным видом на Набережную. В шикарной новостройке, о которой я когда-то и мечтать не могла бы.
Такая она, эта ирония.
Провожу по сенсорной панели домофона и вздрагиваю. У дверей стоит мой муж.
— Уходи, Лёша. — приказываю я, чувствуя, как внутри всё обрывается. — Дом на охране. Одно нажатие кнопки…
— Лиз? Лизок? Лиза! — вертясь по сторонам, Лёша наконец-то находит камеру и задирает голову выше. — Что происходит?
— Я всё знаю. Расстанемся по-хорошему. Отпустим друг друга и бог тебе судья.
— Что знаешь, я не понимаю. — он пожимает плечами, будто я никогда не видела, как он умеет мастерски врать и притворяться.
— Про психолога. Про аварию. Про лже-похищение. Мои аплодисменты Тимуру, хорошо отыграл. Я прониклась. Поверила. Это тебе тоже Сафина посоветовала? — ненавижу себя за эти слова.
Ненавижу!
Я же не хотела его видеть и слышать. Не хотела с ним разговаривать. Так почему же сейчас из меня всё это льётся и льётся, будто мне нужна его очередная ложь или диалог с ним?
— Родная, всё совсем не так. — его лицо даже не меняется. Он говорит это таким тоном, будто хорошо отрепетированную речь. — Я не стану тебе врать, да, где-то схитрил. Обманул. Да называй как хочешь. Но не смей меня обвинять в угрозе для своей жизни. — наконец-то его голос меняется, в нём звучат стальные нотки и отчётливое раздражение. — Я сделал всё для нашей семьи. Абсолютно всё. И сделал бы ещё раз, если бы того потребовали обстоятельства. Только ради нас, Лиза. Ради нашей дочери…
— Папа?
Чёрт!
Я вздрагиваю, резко обернувшись на сонный голосок своей дочери.
Она подбегает ко мне. Привстаёт на цыпочки, заглядывая в экран домофона.
— Папочка, ты вернулся! Привет!
Впервые за эти двое суток моя дочь улыбается.
Мне хочется рвать и метать. Хочется биться головой о стену, матеря себя самыми последними словами. Хочется плакать навзрыд и сидеть в тёмном углу, не шевелясь и ничего не чувствуя. Хочется… хочется, чтоб дочь не грустила.
— Кристина, иди умывайся и чисти зубки, мама сейчас подойдёт. — едва сдерживая рыдания, выдыхаю я, погладив белобрысую голову.
— Но мама!
— Иди, потом оденемся и пойдём с папой гулять.
Жду, пока счастливая Кристинка хлопнет дверью ванной комнаты, и, взяв себя в руки, чётко проговариваю:
— Здесь неподалёку есть кафе. Жди нас там. Будешь нас караулить, мы не выйдем. Придётся сжечь весь дом, чтоб увидеть нас. Ты всё понял? Ждёшь в кафе, Лёша!
Глава 34
Курьера встречаем уже в дверях, полностью одетые и собранные к прогулке. Приходится ненадолго задержаться, чтобы разложить вредности в кухне.
Кристина нетерпеливо топает в коридоре. Ей нет дела до пиццы и сладостей — она хочет к папе. Умом я понимаю, что она ни в чём не виновата, но любовь дочери к отцу, как и прежде, мешает мне ясно мыслить. Глядя в её чистые и невинные глаза, я постоянно начинаю сомневаться в правильности своего выбора.
Понимаю, что дочь не должна от этого страдать, но не могу ничего сделать. Она будет страдать. Будет скучать по папе, будет ждать его прихода, будет постоянно о нём спрашивать… а я не могу повернуть назад.
Перед выходом проверяю камеру домофона. Перед подъездом никого нет, но это не добавляет мне уверенности. Нас вполне могут ждать в подъезде громилы мужа.
Лёша пока ещё не знает, но вздумай он выкинуть нечто подобное, произойдёт конец всем его достижения.
— Ну скорее. — дочь нервничает, как и я.
Не хочу больше держать одетым ребёнка в коридоре и, собрав всю волю в кулак, отпираю дверь.
Иду на встречу с собственным мужем, словно не с ним, а с самой смертью. Дрожь пробирает от малейшего шороха. Не так скрипнул ключ в замочной скважине, не тот звук издала кнопка вызова лифта, не так закрылись его створки, не так пришёл в движение его механизм… Всё не так.
Не знаю, радоваться мне или огорчаться, но, оказавшись на улице, я не вижу никого вокруг подозрительного.
— А мы в кафе идём? — допытывается дочь.
— Да.
— А потом?
— А потом суп с котом. — ругаю себя за резкость и крепче сжимаю руку Кристинки. — Потом будет видно.
Делаю глубокий вдох и решительно шагаю вперёд.
Кафе, носящее банальное название «Сушитория», располагается сразу за нашим домом. Не уверена, что это законно, но оно буквально в самом здании на первом этаже. Лишь небольшой пристройкой выделяется из него.
У кафе замечаю две дорогие машины. Номера мне не знакомы, но ввиду отсутствия на парковке других, я отчего-то не сомневаюсь, что это личный транспорт моего мужа.
К моему удивлению, двери нам открывает Тимур.
Кристина приходит в дикий восторг, видя ненавистного мне начальника безопасности.
Никогда не прощу ему, что он заставил меня пережить.
— Здравствуй, принцесса. — улыбается этот шкаф.
— Дядя Тимур, привет!
— Здравствуйте, Елизавета Павловна.
— Можешь не стесняться, «Объект 2» всё ещё актуален. — игнорирую его приветствие и вхожу в кафе.
Пустой зал в красно-чёрных тонах меня совсем не радует. Признаться, я совсем не подумала о том, что мэру по силам выгнать кого угодно и откуда угодно.
Вижу за дальним столиком Лёшу.
Он встаёт при виде нас. Ничуть не взволнован.
Был уверен, что я приду?
— Я взял на себя смелость заказать тебе роллы, а Кристине детское меню на выбор. — поёт беззаботным голосом мой супруг.
Приближаюсь. Выпускаю руку дочери.
— Мог бы не утруждаться.
Я хочу сказать что-то ещё. Что-то колкое и обидное, чтоб его лицо наконец-то переменилось. Он так передо мной виноват, он столько всего сделал, а смотрит на меня, будто во всём им содеянном нет ничего такого. Но я не могу ничего сказать. Ком встаёт в горле, когда он берет нашу дочь на руки и заботливо, даже ласково, снимает с неё шапку и пуховик.
Абстрагируюсь. Тяжело смотреть на эту идиллию. Глаза на мокром месте. Душу рвёт в клочья.
Нам приносят чай, мне роллы, Кристинке — какую-то лабуду на шпажках, Лёше — сэндвичи.
Официант не уходит.
Мне приходится вернуться в реальность, где нет для меня ничего правильного и верного, чтоб расслышать, приглашение Кристине показать ей кухню и процесс приготовления роллов.
Мне это не нравится. Я наслышана о многих мастер-классах для детей, в том числе и кулинарных, но считаю, что маленькому ребёнку не место на кухне. Особенно на кухне кафе, где гораздо больше горячих поверхностей, острых ножей и прочего ужаса.
— Я хочу! — тут же загорается дочь.
— Нет. Мне это не нравится. — качаю головой.
— Нам нужно поговорить, хочешь ты этого или нет. — едва слышно шепчет муж.
Он прав. Я знаю это. Знаю, что при Кристине мы просто будем давиться этими роллами, сэндвичами, запивая чаем не только их, но и всё несказанное, но не могу отправить дочь на кухню кафе.
— Я схожу с ней, всё будет в порядке. — из-за спины доносится голос Тимура.
— Мама, можно хоть с дядей Тимуром? Ну пожалуйста!
Я вымученно киваю. Да, я ненавижу этого шкафа в чёрном костюме, а сейчас ещё и в пальто, но я не могу не признать, что мою дочь он не пугал и не обижал ни разу. До Лёшиных припадков, я даже была уверена, что мы могли бы найти общий язык и даже, чем чёрт не шутит, подружиться.
— Спасибо!
Моя дочь смеётся. И, пожалуй, я сейчас чувствую себя капельку увереннее, чем вчера.
— Хочешь видеть дочь и расстаться по-хорошему, говори правду. Солжёшь опять… — шиплю я, едва Кристинка с Тимуром отходят к двустворчатым дверям. — Я не знаю, что я с тобой сейчас сделаю, но позже — ничего хорошего, Алёша! Никакой лжи.
— Ну перестань, — он отмахивается, будто я не сказала ничего значимого, — Всё ведь получилось. Тройничок утратил для тебя былую привлекательность. Как ты там говорила, зависимость? Поздравляю, ты её поборола. И не без моей помощи.