Улыбнулся, и желание накрыло так, что ноги задрожали. Кораблев подобных эмоций не вызывал. Он был мягким светом в темноте. Предсказуемым. Я уже знала, какой будет наша свадьба, где мы будем жить, как будем общаться с его и моими родителями, что он думает и как чувствует. Встречаемся неделю, и будто сто лет вместе, а впереди повторяющиеся дни чего-то серого.
С Пашей всегда было тяжело, каждую минуту я думала о том, что хочу убить и закопать его в лесу. И вообще бабник не вызывал никакого доверия, но как-то смог расположиться в сердце. И как туда пролез, непонятно. Вел себя словно озабоченная скотина. Чем больше я задумывалась над этим, тем больше понимала, что ответа не получу. Просто прислушивалась к боли в сердце. Сердце болело. Впервые в жизни. Может быть потому, что раньше все мои романы были глубокими симпатиями, которые принимались за любовь.
Симпатия и то, что было сейчас — это пропасть. А сейчас была боль. Как может человек смеяться, а тебе становится так хорошо от того, что больно в груди. Он не приставал, не лез обниматься, просто стоял и улыбался, рассуждая о росписи.
— Я знаю, почему Кораблик упомянул мое имя, когда тебя выгораживал, — прервал Чистяков мои мысленные копания. — Козел меня любит, — это был сказано с таким тщеславным видом, что я опять рассмеялась. — И думает обо мне постоянно.
— Круглыми сутками, — поперхнулась от смеха. — Даже меня одолжил в жены.
— Кроме матери и Арсения у меня нет родных, — пояснил Паша. — Одолжил, потому что доверяет, — сказал он с особенной интонацией, чтобы я поняла, у Надежды нет никаких надежд. Сколько бы свидетельств о браке между нами не плодилось, никогда он не переступит границу дружбы. И несмотря на его идиотское и сумбурное признание, что я ему тоже нравлюсь, никогда не станет уводить девушку у своего друга. Наверное, поэтому мне было больно. Даже не мысль о ребенке угнетала, а то, что мои чувства и их дружба несопоставимы. Кораблев это знал, а теперь знала и я.
Паша уехал домой — принять душ и отоспаться, а принц отправился со мной в головной офис — прикрывать друга.
Я работала, а сама периодически выпадала из реальности, погружаясь в беспросветное отчаяние. Это когда знаешь, что ничего не будет. И в будущем боль начнет усиливаться, парализуя способность жить.
И еще я понимала, что не смогу причинить боль Кораблеву. Он меня действительно любил. Всем сердцем, и не притворялся, когда говорил, что хочет детей, и что жил до этого, не особенно загружаясь серьезными отношениями и планами. А сейчас захотел. Со мной. Я разожгла в нем желание завести семью и детей. Я включила ту кнопку, которую не включала ни одна девушка. Я не могу его бросить, как Гришу, сказав, прощай, я тебя не люблю. К тому же я ждала от него ребенка. Поэтому мысленно дала себе команду — впереди свадьба, и чтобы ни случилось, как бы у меня не болело и не щемило, я должна следовать чувству долга. Я должна Кораблеву свою любовь и внимание. И буду должна всю жизнь. Моей жизнью и эмоциями теперь управляет долг — перед мужчиной, который меня любит, и его ребенком, которого он мне подарил.
На обед забежала к нему с чашкой кофе и поразилась тому, как изменился кабинет Чистякова. Арсений просто сидел в чужом кресле, но его присутствие меняло реальность на 360 градусов. Если Паша подолгу беседовал с клиентами и сотрудниками и все выбегал из кабинета в нервном состоянии, у Арсения события расписывались на годы вперед. Никаких долгих встреч, никаких порханий эмоций, никаких очередей. Он все переваривал с выраженным методизмом. Трудоголик и педант.
— Устала? — спросил он, мягко улыбнувшись. — Иди сюда, — и потянул меня на колени.
— Что это с тобой? — деланно улыбнулась я, кладя поднос на стол. — А как же запрет на отношения в рабочее время? А вдруг зайдут? Это же катастрофа!
— Мне все равно, — поцеловал в губы и вздохнул. — Скучаю и хочу к тебе.
— В маленькую съемную квартиру? — усмехнулась я.
— Зато в ней уютно, — парировал Кораблев, поглаживая мой живот. — Хочу сына.
— Ты говорил с мамой? — я решила не мусолить тему беременности. — Надеюсь, она поняла все правильно.
— Сказал, что обязан официально попросить твоей руки, — рассмеялся он. — Вдруг откажут? А?
— Не знаю, не знаю, — я оглядела его, смеясь. — Какой-то ты слишком идеальный. Могут испугаться и послать лесом.
— Завтра же испорчусь, а хотя зачем тянуть, сегодня ты меня будешь портить, — предложил он. — Сейчас.
— Ну да, размечтался, — я встала и одернула юбку. — Твою идеальную идеальность черта с два исправишь.
— Сам устал, — пожаловался принц, вставая и скидывая пиджак. — Кажется, тут есть тайная комната. Пора меняться.
— Ах ты негодяй, — отошла я к двери. — Ты и про комнату знаешь?! Чистяков — аморальный сукин сын! И ты туда же!
— Сама сказала, меня трудно сбить с праведного пути, я помогаю, а ты опять ворчишь, — он полез в шкаф под столом и вытащил оттуда ключ.
— Вот даже как, — нахмурилась я, кусая губы. — Значит, и ежик там был?
— Где? — сделал он невинное лицо. — Ежик честно вкалывал с утра до ночи. — Пошли.
— Ты серьезно? — я все еще не верила в происходящее.
— Абсолютно, — открыв дверь, он приглашающе взмахнул рукой.
— В разгар рабочего дня? — рассмеялась я. — А если придет кто-нибудь?
— Подождут, — с достоинством ответил Арсений.
Я заглянула в комнату и опешила. Куда-то пропали бордовые обои и черная кровать. Комната преобразилась. Кремовые стены, белоснежные подушки, накрытые прозрачным покрывалом цвета весенней травы и картина. На стене висела я. Вернее, не совсем я, но очень похожая на меня девушка. Кораблев вошел следом и застыл, уставившись на полотно.
Глава 9.
Застыла и я, потому что ничего такого не ожидала и не знала, что вообще делать и как реагировать. Ситуацию спас посетитель, который зашел в кабинет. Это был Дима, он оставил документы на столе и вышел, но Арсений впал в глубокую задумчивость, бросив на меня испытующий взгляд.
— Картина интересная, — это единственное, что он сказал. — Дел много, давай дома.
— Конечно, — послушно согласилась я, потому что испытывала странную неловкость перед ним.
Вернувшись на свое рабочее место, не находила себе места. С чего это он все поменял? И почему повесил меня, не спросив разрешения. Вот подлец. Подставил перед принцем.
Взяв в руки телефон, я набрала сообщение в мессенджер:
“Кораблик открыл дверь в тайную комнату. Ты спалился, придурок. Прости, что пишу в такое время, но ты дебил. Какого хрена повесил мою рожу на стену?”
Через несколько минут пришел ответ:
“Две недели без секса. Ты садистка, знаешь об этом? Твои фотки не мог повесить, заказал картину.”
Я раз двадцать перечитывала его сообщение, чтобы уяснить суть, но так и не смогла. Кто ему мешал? Ночами я его не сторожила. Честный какой. Уел, гад.
“Как мама?” — решила, что выполнила свой долг и отсемафорила ему, Арсений загрузился увиденным, и увела переписку на другую тему.
“Плохо. Выписывают. В больнице нет смысла оставаться, она хочет умирать дома”.
Сердце мое сжалось от чувства сострадания и жалости, но выразить это буквами было невозможно.
“Тебе придется пожить у нас,” — написал он.
“Зачем?” — отправила я вопрос и недоумевающий смайлик.
“Так мы женаты, забыла?” — пришел ответ.
Вот черт, забыла. Вернее, отнеслась к этому как к формальности. Что теперь будет? Дурдом какой-то, ей богу.
“Скажи об этом Кораблеву сам”, - мы с Пашей были заговорщиками, только тайна наша была без содержания и без звуков. Совершенно непонятная ни мне, ни ему. На душе скреблись и мяукали кошки. Как же все запуталось.
И он, наверное, сказал, потому что северный воин вышел из кабинета хмурым и напряженным.
— Паша просит погостить у него, — обратился ко мне, а сам почему-то смотрел куда-то вбок. — Поеду с тобой.