Как и его лицо режиссеру фильма. Далеко не профессионал, но довольно талантливый, Чонсу в числе немногих остался в памяти режиссера, долго не выпускающего такие лица из головы.
Два дня Чонсу приходил на площадку, снимаясь в качестве массовки за спиной главного злодея, на роль которого его сначала и хотели взять. Его лицо даже несколько раз брали крупным планом на секунду. Весь этот мир американского кино был такой интересный и завораживающий, что Чонсу и вовсе забыл, что здесь он только ради денег, которые нужны для поддержания кафе на плаву.
В отличие от его друга, который ворчал день ото дня по поводу недостающих пары рук, что прохлаждаются где-то в звездной атмосфере. Минкё и сам был бы не прочь сняться на пять минут в каком-нибудь малобюджетном фильме, но чтобы его друг его же обошел – такое ему было сложно перенести, несмотря на то, что он так легкомысленно его отпустил. Денежные запасы истекали со скоростью ветра, и скоро два единственных работника уже могли устроить забастовку, а Чонсу все не было.
Но вместо него под вечер последнего дня его кинематографической эксплуатации появилась их давняя знакомая, Юэ.
В тот вечер Минкё сидел за одним из столиков уже закрывшегося кафе и читал свою любимую книжку Хемингуэя. Он был совсем один, Майкл и Йи-фэй уже ушли, а Чонсу еще не вернулся. Минкё привык, что тот возвращается где-то ближе к полуночи, так что оставалось еще пару часов одиночества.
Но неожиданно раздался тихий стук во входную дверь, будто кошка лапкой поскребла. Пришлось идти открывать, потому что по всем законам криминального города Минкё уже закрыл все замки. За дверью стояла Юэ, прижимая к себе небольшую спортивную сумку, чем немало удивила Минкё.
– Прошу вас, – говоря это она даже поклонилась, – позвольте мне пожить у вас некоторое время. Мне совсем некуда идти.
Так она и оставалась в таком положении, пока Минкё не прикоснулся к ее плечу.
– Заходи. Внутри поговорим.
Она зашла в здание через главный вход, впервые, наверное.
– Ну, что у тебя стряслось теперь? Рассказывай, почему сбежала в прошлый раз?
Минкё уселся на свое привычное место, скрестив пальца и подперев ими голову. Он слушал ее, слушал, будто учитель нерадивую ученицу, а она стояла перед ним все в той же куртке с капюшоном и рассказывала. Рассказывала, что в тот раз испугалась, что ей совершенно некуда идти, и то место, которое она нашла, на стройке, очень холодное и крайне опасное, что они вдвоем, Минкё и Чонсу, ей самые близкие люди, хотя знает их не более часа, если сложить все из встречи вместе.
– Пожалуйста, позвольте мне пожить у вас совсем немного, я вас не обременю, – закончила она. – Я… работать могу! Убираться, полы мыть, столики протирать. Я все для вас сделаю.
– А что… – задумчиво произнес Минкё. – Принята.
– М?
– Принята на работу. Спать будешь на втором этаже, только больше не сбегать. Если захочешь выйти на улицу, просто скажи. Будешь работать официанткой.
Девушка не верила своим ушам. С каждой секундой глаза ее распахивались все шире и блестели как агаты. Ей думалось, придется убеждать владельцев полночи, а хватило всего пяти минут.
– Спасибо, – вновь немного неуклюже поклонилась она. – Большое спасибо вам.
– А теперь иди наверх, располагайся. Диван твой.
Девушка пулей улетела на второй этаж, оставив Минкё раздумывать над тем, как он так легко на все согласился. Откуда она взялась? Кто вообще такая? Он совершенно ничего не знал о ней, в то же время согласившись пустить ее в дом. В растерянности он снова взялся за книжку, но всего лишь пробегал строки глазами, даже не вдумываясь в их смысл. Небо очистилось под вечер, и нарождающийся месяц весело светил в большое окно, около которого он сидел, светил в компании с электрической луной, устало заглядывающей в то же самое окно.
Списав, наконец, все на временное помешательство, которое ни при каких обстоятельствах не должно повториться вновь, Минкё вновь принялся за книжку, читая уже теперь вдумчиво и с легким сердцем.