— Конец тогда. Всем моим конец. Крышка. Понял?
И лег, укрывшись простыней с головой.
Оживлялся Ванька только во время обходов. Если раньше он ждал их, чтобы увидеть Сергея Львовича, поговорить с ним, посмеяться его шуткам, то сейчас ждал с иной мыслью, жадной и нетерпеливой. Хватал Сергея Львовича за руку, говорил горячо и умоляюще:
— Сергей Львович, выпишите меня. Будьте отцом родным — выпишите.
Сергей Львович качал головой, торопливо отходил от Ваньки. А он, насупив белесые редкие брови, долго и горько смотрел ему вслед. Вчера после обхода сказал твердо, будто гвоздь забил:
— Ладно. Я и без выписки обойдусь. Уйду. Я забеспокоился.
— Брось, Ванька. Вдруг заболеешь?
— Не заболею. Вон что Сергей Львович сказал: через полгода выпишу, мол.
— Так то через полгода! А сейчас…
Ванька перебил.
— Я и счас здоровый. Сергей Львович для наверняка меня держит тут, чтоб совсем все хорошо зажило.
— Ну ладно — не заболеешь. Ну, доберешься до дома, а чем поможешь?
Ванька сразу встрепенулся, ожил:
— Э, брат! Я своих в обиду не дам, не-ет! От любой беды обороню. Меня, брат, голой рукой никак не возьмешь. Только бы добраться до своих — уж я бы знал, что делать.
Смотрел я на Ваньку — совсем другой человек: решительный, уверенный в себе, куда нам всем до него. Он и в самом деле сможет все.
Однако пробираться сотни километров без денег и еды — не шутка. Я тронул Ваньку за руку.
— Погоди, Ванька, погоди еще малость. Может, в самом деле война скоро кончится…
Ванька задумался, надолго умолк. А потом снова произнес упрямо:
— Мне ждать конца войны некогда.
Запись четвертая
Нам пришло письмо.
«Дорогие ребята, мы уезжаем и не можем проститься с вами. Совсем нет времени. Вчера мы получили вызов и вот сейчас, через полчаса, едем в Харьков. Куда отправимся потом — пока неизвестно.
Всем большой-большой привет от Самуила Юрьевича. Три дня назад он ушел в Красную Армию. Я снова увидела его в военной форме, как пять лет назад в Испании. Как и тогда, он идет воевать за свободу, против проклятых черных фашистов.
Но теперь будет наша победа. Наша! Я знаю и верю в это. Нет, мы не будем сидеть сложа руки и ждать победы — мы сами будем помогать Красной Армии бить фашистов. Как? Антонио и Абелардо идут в ремесленное училище, потом на завод. Я — еще не знаю, но за бортом, конечно, не останусь.
Мне скоро шестнадцать. Это уже не мало. Я не зря жила и кое-что умею.
Теперь Саша Чеканов, наверное, понял, зачем я училась стрелять. Да, я хочу на фронт. Любыми путями. Не возьмут — убегу. Я буду там!
Крепко жмем ваши руки.
Рот фронт!
Но пасаран!
Клаудия, Абелардо, Антонио».
Запись пятая
Ночью, а ночь была темной и ветреной, далеко в море, за горизонтом, долго алело зарево. Что случилось: или шел морской бой, или горел подорвавшийся на мине корабль, или… Я так и не узнал ничего.
А утром высоко по-над морем дважды прошли огромные стаи фашистских самолетов. Мы уже хорошо знали, куда они летят: бомбить Севастополь. Мы с ненавистью и страхом провожали их глазами.
— Почему их не бьют? Почему не бьют?!
Это Фимочка.
Еще недавно надоедала его ехидная улыбочка. А теперь пусть бы смеялся. Даже надо мной.
Я вдруг подумал: а когда мы последний раз смеялись? Все и по-настоящему?
Пашка Шиман получил письмо — ранен его брат. У Иры дом оказался на захваченной фашистами земле. У Мишки Клепикова ушли на фронт сразу трое: отец и братья, дома осталась одна мать.
Мишка, когда получил это письмо, заорал на всю веранду:
— Ура! Теперь фашистам каюк — батя с Федькой и Серегой посвертывают рыла у фашистов. Вот попомните мои слова. Федька — штангист. Без винтовки всякой, кулаками порасшибает им башки.
Пашка Шиман произнес:
— Ладно, довольно…
Сказал тихо, даже не взглянув на Клепикова, и тот — небывалый случай — в самом деле примолк.
В санатории тоже захозяйничала война: не стало многих врачей и сестер. Одни уехали на фронт, другие ушли работать в госпитали. Недавно мы проводили нашу старшую сестру Надежду Ивановну, а сегодня — опять разлука.
После обеда торопливо вошел дядя Вася. Он без колпака, халат наброшен на плечи, полы развеваются, как бурка на ветру. Остановился посередине веранды.
— Проститься забежал, ребятки. В армию ухожу, на фронт…
Оглядел нас, хотел еще что-то сказать, да только рукой махнул.
— Эх!..
И пошел от койки к койке, пожимая руку каждому. Возле меня остановился.