- Призрак, - негромко произносит Пеппер, и ее голубые глаза становятся настороженными. Как, впрочем, у всех, кто в курсе биографии Джеймса Бьюкенена Барнса.
- Не произноси этого даже про себя, - тихо говорит ей Тони, и отходит, глотая злость.
Нельзя исключить вероятности, что Баки, где бы он сейчас не находился, отследил по губам их с Пеппер разговор.
Тони стоит внизу лестницы и сверкает улыбкой, отпуская свои фирменные подколы всем гостям. Ужасно, когда тебя знает такая пропасть народа, половину из которых ты не помнишь. Но спасает этикет: дежурной улыбки и бодрого приветствия хватает почти всем.
Лица начинают смазываться перед глазами, а мысли Старка уходят далеко. Отпивая ледяного шампанского, Тони прокручивает в голове эти последние несколько месяцев.
Свое первое отчаяние: Баки не выходит из Башни, Баки почти не спит, Баки сидит и бесконечно смотрит телевизор или читает в интернете. Когда Тони уезжает, стараясь отсутствовать как можно меньше, сердце его колет тревога и предчувствие недоброго.
Успокаивает его только Баки, который стоит в дверях гостиной и улыбается ему уголком рта. Едва ли это можно назвать улыбкой, но и ее хватает, чтобы Тони отпустило.
Первое время Баки не идет на контакт. Каждый раз вечером Тони кажется, что он готовится совершить некое таинство. Каждый раз он видит в глазах Баки холод и настороженность, и проходит это только в постели. Там Барнс преображается, и каждый раз после секса в нем остается след этого преображения.
Через месяц Баки первым начинает разговор за завтраком и говорит о том, что надо что-то делать. Что он не против поговорить со специалистом обо всем. О себе и своем прошлом. Старку в этот момент кажется, что он снова взлетает над сухой красноватой пустыней Афганистана.
Баки просит, чтобы сеансы проходили в Башне, и Старк в это время находился неподалеку. За две недели он проходит шесть сеансов, и врач говорит Старку, что есть прогресс, хотя Тони не замечает никаких изменений ровно до того момента, когда Баки вечером надирается в хлам, залив в себя две бутылки виски.
Дальнейшее Тони старается не вспоминать, потому что получить на руки невменяемую смесь киллера, сопливого мальчишки и влюбленного до последней степени мужчины – худшее, что ему доводилось испытывать. Всю долгую ночь Тони возится с Барнсом, мысленно прося прощения у Пеппер, потому что только теперь понимает, что он из себя представляет во время срывов.
Баки сутки страдает с похмелья, а потом внезапно отказывается от сеансов, телевизора и интернета, и целыми днями торчит в спортзале, занимаясь, как одержимый. Он почти перестает разговаривать и отвечает отказом на все попытки Тони вывести его в большой мир.
Но по ночам Баки снова другой. Теперь он сам ищет прикосновений, и первым начинает неявно демонстрировать неуклюжую нежность. У него меняется взгляд и выражение лица, и Тони наконец-то может расслабиться, всей своей гениальной интуицией чувствуя – эту войну он выиграл.
С каждым днем в Баки остается все меньше от Зимнего, и появляется все больше от не особо одаренного, но чертовски обаятельного раздолбая. Если бы не особенное выражение глаз и маска, в которую внезапно превращается его лицо, Тони бы решил, что все демоны покинули омут и прошлое похоронено.
Но чем дальше, тем яснее он понимает – некоторые скелеты никогда не упокоятся с миром.
В этот момент в Башне появляется Стив Роджерс. Холодный, самоуверенный и – как отчетливо видит Тони – так и не простивший его.
Баки реагирует на Роджерса, словно ребенок – на Санта Клауса. Тони видит его живую улыбку, а вечером Барнса несет – он трещит и не может заткнуться, вываливая ворох воспоминаний и своих соображений по поводу современности.
Стив сидит на диване, хмыкает и понимающе кивает головой. А потом они начинают обсуждать девушек, и Тони готов повеситься, потому что это действительно невыносимо: нельзя в девяносто лет быть такими идиотами, и до сих пор думать, что жениться надо после второго же свидания. Особенно если подержались за ручку.
- Господи, хоть бы тебя уже кто-нибудь испортил, - закатывает глаза Тони. – Какого черта Романова халтурит?
Стив кисло улыбается, а Баки хихикает.
- Тебя я не портил, - уточняет Тони, кинув на него красноречивый взгляд. – Наоборот. Я тебя пою, кормлю, воспитываю и пытаюсь открыть тебе дивный новый мир.
После ухода Роджерса их секс впервые похож на то, чем Тони привык заниматься со школы, а не на противостояние двух разведчиков враждующих армий. Баки оказывается способен разговаривать в постели.
Роджерс берет за правило притаскиваться каждую неделю, строго по пятницам, к семи вечера и уходить после десяти. Тони плевать на его надменную физиономию, тем более, что эти посиделки действуют на Баки гораздо лучше, чем сеансы у врача.
Иногда Стив и Баки устраивают спарринги. Потом эти спарринги перерастают в совместные тренировки. Тони видит, что когда Стив и Баки вместе, то почти всегда молчат, и общаются в основном ухмылками и короткими фразами типа: «Эй, придурок, это мое полотенце. – Отвали, сопляк, это мое, от твоего воняет стельками миссис Дженкинс».
Через пять месяцев с момента разгрома гостиной, Стив перестает каменеть и впадать в анабиоз при случайных проявлениях интимности между Старком и Баки. Он перестает воспринимать их прикосновения как нечто противоестественное.
А еще через неделю Баки, который сидит и наблюдает за тем, как Тони собирается в министерство внутренней безопасности, неожиданно говорит:
- Я поеду с тобой.
Тони едва не роняет галстук, но Баки уже научился убеждать его взглядом. И это оказывается гораздо проще и будничней, чем Тони себе представлял. Они никогда не говорят об этом, хотя Тони очень хотел бы все обсудить и обмусолить, но сдерживается, и как-то само собой все привыкают к тому, что у Старка теперь новый телохранитель: красивый молчаливый парень, который всегда рядом, словно тень, всегда в строгом темном костюме, всегда с затянутой в кожаную перчатку левой рукой, короткой стрижкой и пустым нечитаемым взглядом.
Тони никогда не думал, что сможет выносить кого-то двадцать четыре часа в сутки рядом с собой. Но Баки умеет быть незаметным, бесшумным и практически невидимым. Иногда после выездов, когда они возвращаются в Башню, Баки пропадает, и Тони не ищет его, потому что знает – он где-то здесь, но им обоим нужно побыть по раздельности. Часто Старк засыпает один, а просыпается уже уткнувшись носом в аккуратно подстриженную макушку.
Тони смаргивает, словно спросонья, но нельзя проигнорировать появление очередного мультимиллиардера. Тем более того, с кем ты неоднократно отжигал на яхте с девочками из Playboy. Гости почти закончились, и время садиться за столы.
Старк обводит взглядом бесконечный зал, и на мгновение его глаза останавливаются на двух фигурах, стоящих возле колонны. Два молодых красивых мужчины, одетых в почти одинаковые дорогие темные костюмы. Один блондин, второй брюнет. Они стоят и переговариваются, почти не глядя по сторонам.
Тони надо начинать приветственную речь, но он задерживается, неотрывно глядя на этих двух, стоящих в неприметном уединении. Блондин пожимает брюнету руку, и идет к своему месту среди приглашенных, а брюнет исчезает за колонной, и Тони не может понять, куда, потому что зал просматривается идеально. Но Баки нет, словно он действительно растаял в воздухе.
Старк откашливается и начинает речь с шутки, слыша в ответ привычный дружный смех зрителей. И впервые за долгое время на него вдруг снисходит полное и абсолютное спокойствие. Все призраки прошлого исчезают, кроме одного. Того, который незримо оберегает его от любых неожиданностей, ночных кошмаров, и даже от самого себя.
FIN