– Где ты взяла рыбу? Ты нахрена её в пакете умирать бросила? – не выдержав, грубо ответила я вопросом на вопрос.
Шатаясь и уже закипая от гнева, мать подошла ко мне, не успев снять левый сапог.
– Ты что… ты что, дура тупая, рыбе воду налила? – завопила она, – я между прочим…
– Зачем ты их умирать оставила, ты вообще съехала? Им же больно! Они жить хотят! Они мучались! Если хочешь умертвить, убивай сразу…
Мать сделала паузу и прищурила заплывшие глаза.
– Ах ты, сука неблагодарная! – зашипела она. – Я же тебе, твари, пожрать принесла! Значит, живодерка я? – она резко ударила меня ладонью по лицу, и я в очередной раз ощутила жар на своей щеке.
– Значит, я мучаю! А ты у нас праведница! Умничать решила? – вопила она, продолжая бить меня по лицу.
Я беззащитно закрывала лицо руками, и мои бледные ладони увлажнили слёзы, хотя я пообещала себе больше никогда не рыдать.
Побои неожиданно прекратились, и пьяная мать, так и не сняв сапог, направилась в ванну. Я осталась стоять, рыдая навзрыд и в опасении ожидая, что сейчас натворит эта бухая мразь.
Вскоре она вышла из ванной комнаты с пакетом в руке, и в нём как ранее трепыхалась рыба, вновь потерявшая жизненно важную влагу.
– Тогда неси на мусорку, сука! – снова истерично заорала она, – сегодня жрать не получишь.
Я повиновалась, как безвольняя малолетняя рабыня, изо всех сил сжав пакет с рыбами в руке.
На тёмной улице с негорящими фонарями было в это время безлюдно, внезапный град распугал бездельников во дворе. Ржавые мусорные баки стояли в ста метрах от моего подъезда. Возле них грелись два замёрзших бомжа, сжигая мусор. Я подошла к ним.
– Это рыба. Вы можете её съесть, она … свежая, – сказала я странным низким голосом без всякого приветствия, протягивая пакет одному из бомжей и окончательно переставая плакать.
Один из бомжей замешкался на пару секунд, застыл на месте с куском мокрой фанеры в руке, возможно, смутившись моего покрасневшего и заплаканного лица, но затем подошёл и взял пакет, неуверенно побрел с ним в сторону своего товарища. Тот бездомный всё это время смотрел на меня и произнес:
– Спасибо, малая.
Ничего ему не ответив, я пошла к своему подъезду, уже почти успокоившись. Темнота больше меня не пугала, к тому же в кармане потёртых джинс всегда лежал выкидной отцовский нож – последняя память о нём. Я стала носить его с прошлого лета, после того, как на меня напали гопницы с Индустриального.
И вдруг мне дорогу перегородил невесть откуда взявшийся мужской силуэт. Я подняла глаза – на меня смотрел неизвестный мне лысый тип лет двадцати, поодаль от него стоял Косой с десятого класса и злорадно ухмылялся.
– Куда бежишь? – ухмыльнулся бритый тип.
– Куда надо…
– Ты чё дерзкая такая? – он ловко предотвратил мою попытку проскользнуть в подъезд и добежать по ступеням до шестого этажа.
Его самоуверенность и маниакальный взгляд нервировала меня – он явно был пьян или под кайфом, и каждая эмоция выдавала в нём зверя. Он начал лапать меня через куртку, другой рукой пытаясь расстегнуть её.
Я чувствовала, что сейчас снова зареву, но собрав всю свою смелость, закричала на него:
– Никогда не…
Он резко схватил меня за шею своей огромной шершавой рукой, словно одел на меня петлю и туго затянул её, а я, беспомощно сопротивляясь, начала терять над собой контроль. Адреналин ускорил мою кровь, и чувствуя серьёзную опасность, я повиновалась своим подсознательным, звериным рефлексам
– …со мной, – закончила я свою логически бессвязную мысль вслух.
Его рука тут же ослабила свою хватку на моей шее. Он сначала слегка попятился, затем медленно начал оседать, пытаясь остановить струящуюся кровь из горла и хрипя. Он смотрел на меня напуганными глазами взглядом поверженной жертвы, и его огромные ладони, испачканные кровью, заметно дрожали. Его спесь и маниакальность тут же исчезли, а я осознала лёгкость, с которой можно решать все свои жизненные проблемы.
Косой, увидев такой расклад, побежал что есть силы в сторону гаражей, а я дёрнулась к подъезду с открытым ножом в руке, и через несколько секунд уже была в доме. Моё сердце вырывалось из груди, и я задыхалась, то ли от страха, то ли от подъездной вони.
В спешке, быстро преодолев шесть этажей пешком по лестнице, я открыла дверь квартиры и забежала в прихожую.
– Где ты так долго шлялась? – непротрезвевшая мать уставилась на меня как баран, до сих пор оставшись обутой в один сапог– у тебя кровь на куртке! Ты…