— Я снова видела занавес! — воскликнула она радостно.
— А на нём что? Или за ним?
— Будущее!
— Что-то хорошее? Ты такая счастливая.
Она засмеялась, а потом задержала на мне взгляд: веселый, чуть игривый и... ещё какой-то... не знаю какой.
— Да. Хорошее, — отозвалась она.
В последующие дни она заметно повеселела и реже показывала свой норов. А ещё она стала куда добрее с хозяйкой, которая таяла на глазах. По-моему, Лолис всё-таки к ней привязалась.
Так ко мне пришла любовь. И расцвела в моём сердце пышным цветом. Лолис не была мягкой и нежной, как моя мама, или хрупкой и нездешней, как Мири... Она была... многогранной, непростой, разнообразной — даже глаза подкрашивала каждый день иначе и волосы закалывала по-разному. Меня интересовало в ней всё, и я с замиранием сердца ловил звук её шагов, слушал её чудный грудной смех. А как ликовал я, если она, проходя мимо, до меня дотрагивалась!
В Италии, когда я вылечил руку Мастера, он пообещал выполнить любое моё пожелание. Я, конечно, понимал, что исцелил его не я, а Господь Бог, но тем не менее решил, что пришло время кое о чём попросить. Я попрошу Мастера отдать Лолис мне в жены.
Но сначала надо выполнить обещание, которое я сам дал Пресвятой Деве Марии.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой я получаю свободу
Король снова зачастил в мастерскую. Он приходил без предупреждения, во всякий свободный час. Мастеру он говорил так:
— Для вас я монарх, только если я к вам обратился. Когда я молчу, я — никто. Мешать не буду: проскользну тихонько, без всяких формальностей, посижу тут у вас, полюбуюсь на картины, отдохну душой.
Мне он тоже велел «смотреть сквозь него», если он пришёл один, без герольдов, и ни с кем не заговаривает.
— Я мечтаю хотя бы ненадолго стать невидимкой, — сказал он нам с улыбкой.
В мастерской короля всегда ожидало любимое кресло, вино и пирожные. Чаще всего он появлялся в конце дня, перед тем как идти переодеваться для какой-нибудь дворцовой церемонии.
Когда-то давно голландцы из свиты Рубенса говорили, что испанский двор — самый скучный и чопорный во всей Европе. Думаю, Его Величество это мнение разделял, но изменить ничего не мог.
Он попросту прятался у нас, потягивал вино, рассматривал одну из картин Мастера, которую сам же выбирал из числа прислонённых к стене, разворачивал к свету и устанавливал на некотором расстоянии от своего кресла.
Меж тем я писал большое полотно. Делать это втайне от Мастера не составляло труда, поскольку хозяйка слегла, и он подолгу сидел у её постели. Удрученная болезнью и одиночеством, донья Хуана хотела, чтобы муж находился с нею постоянно и занимал её беседой.
Я же решил написать королевских псов. На тот момент все они уже умерли, да и в реальной жизни никогда не встречались, ибо жили в разное время, но все они были любимцами Его Величества, и я полагал, что он их непременно узнает.
Этих трёх собак — среди них и Корсо — я изобразил на опушке леса, под тёплыми лучами солнца, которые, пробившись сквозь листву, пятнами ложились на пёструю собачью шерсть. Один пёс смотрел прямо на меня, свесив язык набок и растянув в улыбке тёмные губы; другой, навострив уши, смотрел вдаль; третий спал, уткнувшись носом в лапы. Собаки получились как живые, благо у меня под рукой имелись во множестве картины Мастера, писанные с натуры. Над пейзажем я тоже немало потрудился со всем умением и тщанием, на какие был способен.
Закончив картину, я сходил к причастию, вознёс хвалу Деве Марии и, вернувшись в мастерскую, поставил холст среди повёрнутых к стене работ Мастера. Содрогаясь от страха, я ждал прихода короля. Тогда-то мне и придётся признаться, это уже неизбежно.
Прошло несколько дней. Его Величество хворал и оставался в своих покоях.
Мастер затеял писать новую композицию с отражениями. Он увлечённо расставлял зеркала и светильники и совершенно не замечал, что меня снедает тревога.
И вот час признания пробил.
Солнце клонилось к закату, и Мастер, закончив работу, сидел за письменным столом: сводил счета и составлял заказ на особые пигменты{47}, которые нам присылали из Фландрии[37]. Тут дверь в мастерскую тихонько приоткрылась, и появился король — по обыкновению чуть смущённый, словно извинялся за непрошеное вторжение. Близилась какая-то церемония, и Его Величество был облачён в праздничные одежды: чёрные бархатные туфли и панталоны, длинные чёрные шёлковые чулки. Только камзол он пока не надел — лишь белую хлопковую рубаху и тёмный парчовый халат. Думаю, он собирался посидеть перед какой-нибудь картиной, затем вернуться в свои покои, надеть камзол и призвать цирюльника, чтобы тот завил ему волосы и усы. Ну а потом король прикрепит круглый белый крахмальный воротник во всю ширину плеч и отправится в тронный зал.
37
37. Фландрия — историческая область на северо-западе Европы (на территории современных Франции, Бельгии и Нидерландов).