Баш-кадина не знала, что ответить. Во-первых, это «привет» выбило ее из колеи. Спокойное и даже вполне дружелюбное. Во-вторых, сам вид нахалки ее поразил. Бледная, уставшая, с синяками под глазами и воспаленными веками, которые не смогла скрыть даже искусно наложенная сурьма.
-Вы здоровы, Хасеки? -выдавила она из себя нелепое что-то. Хюррем передернула плечами, но ничего не ответила.
-Твой сын с няней сейчас подойдут. Покажешь мне свободные покои?
-Да, госпожа...
-И прекрати так меня называть. Я Александра. Я госпожа только для рабов - или тех, кто себя ими считает. Ты же не рабыня, Махидевран, ты ведь сестра черкесского князя?
Махидевран подобралась и расправила плечи. А ведь права русская рабыня!
И тут до баш-кадины кое-что дошло.
-Откуда вы...ты... знаешь?
-Птичка на хвосте принесла, - заливисто рассмеялась Хасеки.
-Ты говоришь не как рабыня, купленная на Бедестане... -прошептала пораженная Махидевран, до которой только сейчас дошло. -И как я раньше не замечала?! Кто же ты?!
-Пусть я буду просто славянской ведьмой, мне так даже нравится. Ты ведь знала, что слово «ведьма» произошло от слов «ведающая мать»? То есть ведьма - знающая, имеющая Знание. Так что меня этим не оскорбишь, - хихикнула Александра. -А вот и Мустафа!
-Мама, мамочка! -кинулся в объятия к баш-кадине подросший Мустафа. -Почему у тебя такой большой живот?
-Там твой братик или сестричка, Мустафа, - улыбнулась Махидевран, искренне соскучившаяся по сыну. Даже тоска по Ибрагиму куда-то улетучилась. Хюррем улыбалась, глядя на эту встречу с затаенной тоской. И баш-кадина неожиданно подумала, что она до этого сильно недооценивала славянку.
Через пару минут, когда восторги от долгожданной встречи поутихли, Махидевран огляделась. Хюррем уже нигде не было.
-Она к конюшне пошла, -заметив взгляд матери, выпалил Мустафа. - А знаешь, мама, Хюррем хорошая!
От этих слов бедная мать чуть не выпала в осадок. Ей совершенно не нравились позитивные настроения сына по отношению к законной супруге султана. По ее планам, он должен был ее опасаться и тихо ненавидеть. Но сейчас она впервые подумала, что можно пойти и другим путем.
-Как вы общались в дороге?- неожиданно спросила она у сына. Мустафа помялся, потом серьезно ответил:
-Хюррем часто плакала, мама. Но не вслух, как все женщины - у нее просто слезы из глаз текли, а сама она делала вид, что все хорошо. И в окно смотрела все время.
-Может быть, она по Мехмеду скучает...- неловко предположила Махидевран. У нее почему-то возникло ощущение, что она сунула нос в чужое грязное белье.
-Нет, мама, дело не в Мехмедике. Может быть, из-за папы - он болен, и сильно, - чуть скривившись и явно сдерживая слезы, отозвался Мустафа.
Махидевран хотела уже кинуться к сыну и расспросить его, как вдруг из конюшни вылетел рыжий смерч.
Прекрасная арабская кобыла в белых чулочках - а на спине у нее всадник ... или все-таки всадница?
-О, Аллах! -пораженно застыла баш-кадина, приглядываясь. Юноша в темном костюме и брюках, с заплетенными в косу волосами, показался ей удивительно знакомым.
Среди ее знакомых мало было таких вот рыжих ... и наглых.
-Мое почтение!-хихикнула Хасеки, осаживая кобылу почти у самого носа Махидевран. -Не хочешь прокатиться? Там есть чудесные лошадки!
-Хюррем! Что за непотребство! -прижала ладони к щекам ошалевшая баш-кадина. -Да как ты додумалась одеть мужской наряд!
-Ты еще не видела, в каких нарядах я дома щеголяла, - неизвестно чему разулыбалась эта сумасшедшая. -А в этом удобнее в седле сидеть. Я по-дамски ездить не могу.
-Мне нельзя сейчас ездить верхом... - засомневалась Махидевран.
-Тогда в коляску? - уступчиво согласилась Хюррем, которой явно не терпелось покрасоваться перед кем-нибудь на красавице кобыле. Махидевран увидела молящие глаза сына и покорно вздохнула. Куда ей было деваться от этих двух сорванцов?!
Она и сама забыла, как это приятно - скакать на лошади наперегонки с ветром. Рыжая славянская ведьма вовремя напомнила ей о том, что жизнь состоит не только из постоянных склок и дворцовых интриг. Или она напоминала об этом себе?...
Глава 5.
Свежий воздух навевал странную тоску. Я сидела в саду и размышляла о том, как жить дальше. Стоило Ибрагиму узнать о моей беременности, как в нем проснулось вполне ожидаемое честолюбие. Он очень захотел увидеть своего сына (и почему нельзя предположить, что родится дочь?!) на троне Османов.
Мне лично после этого с ним стало просто противно общаться. Да, мы покуролесили - моя вина, сорвалась из-за долгого отсутствия нормальных сексуальных отношений.
Но с чего грек решил, что я с радостной рожей кинусь не только рога Сулейману наставлять, но и детишек от Великого визиря сажать на трон?