Что там такое у них? Я прислушалась.
– Бастуем, бастуем, а без толку, – бросил один незнакомец.
– И что теперь?! – буркнул другой. – Позволять теперь всяким Тетявкиным тявкать на нас?
– Надо нам держаться друг за друга!
– В Англии тред-юнионы, а мы чем хуже?
– Всех не поувольняют!
– Вот именно!
– А святой отец дело сказал! Если всей толпой навалимся, переможем!
– Не примет…
– Примет, примет, ещё как! Иначе все увидят, что он с господами против народа!
– Узнает, как нам плохо, так тогда уж мастерам не поздоровится!
– Лишь бы принял…
– Да примет, не русский он, что ли?!
В дверь влетел ещё один любитель чаепитий. Сбросил кожух и остался в рубахе под горло, сапогах и штанах, в них заправленных, – точно, как и остальная компания.
– Ребзя! – крикнул он. – Всё! Есть! Фарфоровый встал!
– Урааа! – закричали все вместе.
– Ура! – крикнул буфетчик за компанию.
– Теперь весь Петербург забастовался!
– Будут знать!
– А ты-то завтра с нами? – поинтересовались у новоприбывшего.
– Да я и не знаю…
– Пошли!
– Вместе будем!
– Завтра время новое начнётся! Носом чую!
– А не примет?
– Да хватит уже!
– Примет, ясно?
– Нас много! А против толпы не попрёшь!
– Дело верное!
– Где подписаться? – спросил новоприбывший.
– В Новопрогонном! Там столы стоят прямо на улице! Уйма народищу!
– Можно и крестик поставить.
– Ступай, пока можно!
– Нет, стой! Они сами придут сюда скоро. И батюшка тоже. Подпишешь на месте.
– …Да примет ли?..
– Вот ты заладил!
– Да хуже японца, чесслово!..
– Угу. Хуже мастера.
О чём шла речь? Понятия не имею. Всё, что я поняла, это то, что рабочие то ли бастуют, то ли только будут это делать. Очевидно, что сами они до этого додуматься не могли бы, так что явно действовали по наводке вражеских сил. Блюдце с печеньками, соседствовавшее с самоваром на столе рабочей компании, красноречиво об этом свидетельствовало. Я, очевидно, попало в гнездо заговорщиков! Предатели! Отродье большевистское! Немецкие шпионы!..
Не успела я закончить свой этот внутренний монолог и составить план действий, как в чайной появилась ещё парочка рабочих. У одного была кипа бумаги. Другой неожиданно закричал:
– Товарищи! Не поддавайтесь монархической пропаганде! Попы всё врут! Знайте, что пока стоит самодержавие, жизни нашему брату не будет! Не верьте царю! Покупайте газету «Искра»!
– Вставаааааай, проклятьем заклеймёёёёёё… – запел второй.
Допеть не дали.
– Поди к чёрту! – раздалось из-за стола.
– Шуты гороховые!
– На батюшку-царя бочку катят! Ишь, каковы!
– Да кто вас сюда звал?!
– Шпионы!
– Япошки!
– Научим их, ребята, уму-разуму!
Рабочие повскакивали. Агитаторы, сообразив, что сейчас будет драка, решили не дожидаться её и ретировались. В дверь им вслед прилетел подстаканник.
– Ну тихо, ребята, не надо! – воскликнул буфетчик.
Рабочие успокоились.
А они, кажется, не так уж плохи, решила я. Вот только кто они? Что происходит?..
6.2. Четвертое путешествие (продолжение)
Еще минут пять за столом говорили о глупости искровцев. Я же сидела и думала, что тут к чему, но ни к какими дельными выводам все еще не пришла. А потом один из собеседников, который перед этим то и дело нетерпеливо бегал на улицу, ворвался с восторженным криком:
– Идут! Идут, ребзя! И батюшка с ними!
Следом в чайную втекла толпа народа человек, наверно, в двадцать. Этот поток внес в помещение и выбросил на центральный стол молодого священника. Тот нимало не смутился такой трибуны. И буфетчик против не был: кажется, использовать столы в качестве сцены в этой чайной было не в новинку.
Толпа – и новоприбывшие, и те люди, что их ждали, собрались вокруг оратора. Священник заговорил. Он вещал не как поп, а как уличный агитатор-социалист: говорил об угнетении, о необходимости созвать земский собор, об общих выборах… В первую секунду он показался мне подозрительным, но спустя немного времени… О, как он говорил! Его голос был самым приятным из слышанных мной, большие глаза светились умом и добротой, а сам он, очевидно, твердо верил в свои слова. Кажется, если бы Николай Александрович не был моим идеалом, я нашла бы его в этом батюшке! Когда же оратор сказал, что всеобщие выборы надобны для того, чтоб народ проголосовал за государя, а помещики, буржуи и евреи оказались в меньшинстве, я поняла, что передо мной – умнейший человек своего времени.