Похоже, не одна я так считала. Вся чайная смотрела на священника с обожанием.
– … мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать!
Поп читал по бумажке, но гладко, уверенно и с выражением. Часто он отрывался от теста и, кажется, декламировал наизусть. В паузах вся чайная гудела:
– Верно, верно!
– … Нас здесь многие и многие тысячи, и все это люди только по виду, только по наружности, – в действительности же за нами как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права, ни даже права говорить, думать, собираться, обсуждать нужды, принимать меры к улучшению нашего положения…
– Верно! – воскликнула я.
Перед глазами нарисовались общага, Люська, самодовольные гимназистики… Вспомнилось, как холодно без шапки… Вспомнилось, как унизительно без трех копеек…
– Россия слишком велика, – продолжал священник, – нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо народное представительство…
– Верно! – вновь крикнула я, повинуясь порыву.
Не знаю, как мне раньше это все в голову не приходило?.. Но как же хорош он!.. Как складно он говорит!.. И какой красивый!.. Понятия не имею, кто это такой и что тут происходит, но чую нутром, что за этим священником правда!
– Вот такую челобитную мы завтра государю-императору дадим, – подытожил оратор. – И он ее не сможет не принять! Потому что, если не примет, то не с народом он.
– Примет! – загомонила аудитория.
– А ежели откажет? – спросил вечно сомневающийся кто-то, но его вопрос потонул в буре общего оптимизма и остался не отвеченным.
– Кто согласен, братья, подпишитесь, – сказал поп. А потом по-отечески улыбнулся мне и добавил: – И сестры тоже.
Я кинулась к предложенным бумаге и перу и подписалась самой первой. Следом стали оставлять автографы остальные.
– Ловко с пером управляешься, даром, что баба, – заметил священник. – И активная какая! Но я тебя раньше не видел. Фабричная?
– Кто? – Я сразу растерялась.
– Ты, конечно. Фабричная, говорю? Или где работаешь?
– Я… я пока не работаю… Только приехала в Питер… Сегодня… Ищу себе место…
– Вот как! Ну, стало быть, быстро найдешь, раз такая активная. С нами пойдешь завтра?
– Что? Куда… с вами?
– Ну как «куда»? К царю!
– Что, прямо к царю?
– Ну, конечно! Неужто не поняла? В том-то и суть, чтоб всем миром собраться – и к Зимнему. Чтобы генералы да помещики не помешали народу с его царем-батюшкой потолковать. Узнает царь, как плохо мы живем – и не сможет не пойти навстречу людям. Только много нас должно быть, чтоб добиться своего. Вот и зову тебя.
– А митинг согласован? – машинально спросила я.
Священник на мгновение нахмурился, растерялся. Но быстро нашелся:
– Ну да, я предупредил полицию… Но это неважно… Ты, главное, приходи завтра. И подруг приводи. Не одна, чай, приехала? Мы со всего города пойдем. Кто от Нарвской, кто от Невской, кто с Васильевского… Ты вот где остановилась? Где живешь?
– Если честно, нигде…
– Вот так так! А ночевать где собираешься?
– Ума ни приложу, – вздохнула я.
– Ну, это не дело. Наше товарищество тебе крышу над головой-то подыщет. Эй, ребята! – восклинул священник. – Слыхали? Кто знает, где женщине голову преклонить?
– Да у вдовы Пироговой как раз одна койка освободилась! Там многие наши живут, ярославские.
– Вот и прекрасно. В обиду ее не давайте… Ну, все подписались? Спасибо вам, братья! Ну, завтра увидимся.
– Завтра увидимся, батюшка!!!
– А я в следующую чайную пойду.
– Давай, отец Георгий!
– До свиданья!
– Скоро встретимся!
– Скоро жизня новая начнется…
– Только б к принял…
– Примет, примет, куда денется…
Человеческая река, на которой приплыл священник, вылилась обратно в темную улицу, унося его за собой.
Я и оглянуться не успела, как обнаружила себя в компании каких-то новых друзей на полпути ко вдове Пироговой.
6.3. Четвертое путешествие (продолжение продолжения)
К Пироговой шли толпой человек в десять. Тьма стояла непроглядная. Мороз трещал еще сильней, чем прежде. Но настроение в нашей компании (о, да, теперь я смело могла назвать эту компанию своей, сказать о ней «мы»!) было таким приподнятым, что как будто бы и холода не чувствовалось. Мне задали несколько вопросов: чья, откуда, где хочу устроиться. Выдуманные на ходу ответы вполне сгодились: никто не усомнился в том, что я девчонка из села, приехавшая устраиваться на фабрику. То ли зажигательная речь батюшки сделала меня своей среди этих рабочих и вдохновила на столь эффективное вранье, то ли – это более вероятно – люди были так увлечены своими планами на завтра, что не больно-то расспрашивали и россказни мои воспринимали вполуха.