Хотя нет.
Меня-то нет, конечно.
Что я, дура?
Я, конечно, не пойду.
Сама не знаю, из-за чего на меня накатил этот ужас. От того ли, что и эта моя соседка рискует окончить свое земное существование меньше, чем через сутки, и другие те, кто в чайной был, кто в ресторан со мной стучался, кто мне стал почти своими?.. Или от того, что я оказалась втянута в незаконную акцию, призванную дестабилизировать обстановку в стане и оплаченную из-за рубежа?.. Ведь если по демонстрантам открыли огонь, то, значит, они виноваты, логично ведь, да?
Мне захотелось сказать Пелагее, что ее «отец Георгий» очевидно получает печенюшки из японского посольства. Но я сдержалась. Не поверит. Глядишь, еще и выгонит меня мороз ночью так же, как привела… И вообще, кто ее знает. Может быть, она не так глупа, как кажется. Может, тоже ест эти печеньки. Ведь не может же она сама, по собственной инициативе, выйти на демонстрацию!..
… Тут мои мысли прервал таракан, пробежавший из-под кровати, в которой лежала туберкулезная, мимо той, где ютились извозчик с пузатой женой, под кровать Пелагеи. Из-за стены поднялась очередная волна мата; затем раздался глухой удар и звук бьющегося стекла – после этого все затихло.
– Кажись, один другого укокошил, – выдохнул лоточник.
– Наконец-то, – сказала мамаша с младенцем.
Я повернулась к стене, а, вернее, к окну. Сунула нос под струйку свежего воздуха из щели. Ну вот, так дышать даже можно… Так что я там думала?.. А! Не может Пелагея выйти на демонстрацию без наводки агентов влияния из-за рубежа. Не может, это совершенно исключено. Очевидно, для этого у нее нет никаких оснований…
– Спишь, Наташ? – спросила Пелагея.
– Ну… Пытаюсь.
– Как думаешь, выйдет к нам царь?
– Да откуда ж я знаю?
– А Путин, как думаешь выйдет?
– Что?! Кто?! Путин?!
Меня как водою холодной облили. Я села. Нет, не села, подскочила на кровати.
– Ты сказала «Путин»?! Выйдет Путин? Или как? Я, что, ослышалась?
Это шутка? Я не в прошлом веке? Путин царь?
– Путин, да. А что такого? Что ты так разволновалась-то? Я вот говорю, интересно, выйдет он с нами и с поваренком на демонстрацию, как обещал? Или увильнет? До последнего отказывался, знаешь? Ты его разагитировала ловко!
– Так это того повара фамилия? – я выдохнула.
– Да. Ты, что не знала. Путин Спиридон Иванович. Кажется, он из Тверской губернии. Сурьезный человек! И состоятельный. У нас весь околоток его знает.
Я снова легла. Выдохнула. Уф! Однофамилец. Вот бывает же такое! Просто насмешка судьбы! Это ж надо. Я разагитировала повара, вот глупости… И вдруг его фамилия совпала… Ведь не может же… О, Боже!
Второе воображаемое ведро холодной воды обрушилось на меня.
Я ведь читала биографию первого лица! Двое его братьев умерли в блокаду, отец был рабочим, а дед… дед. дед… был поваром!
Несчастная! О, что же я наделала?! Я надоумила Спиридона Ивановича выйти под пули 9 января! И если он погибнет, не родится его сын, а следом внук… Тогда кто же поднимет Россию с колен?! Ей конец! Мне конец! Все конец!
Я сгубила Россию!
Что делать, что делать, что делать?!..
6.5. Четвертое путешествие (последнее продолжение)
Когда обе керосиновые лампы погасили, и одна половина обитателей комнаты захрапела, а вторая затаилась, приготовившись к охоте на клопов, я по-прежнему лежала, уставившись в потолок и перебиралась разные варианты спасения России, мной же погубленной.
– Пелагея! Ты спишь?
– А? Что?
– Где живёт Путин? Ты знаешь?
– Откуда мне знать? И зачем тебе?
– Ну… Просто так…
– «Просто так»! Давай спи уже. Хватит болтать.
Я заткнулась. Через минуту к храпящему хору добавилось сопение Пелагеи. Потом – ещё чьё-то… А вот интересно, который час? Кажется, с того момента, как Гапон выступал в чайной, прошло не так уж много времени. Если ресторан работал тогда, когда мы оказались возле него, может быть, он работает до сих пор? Богемная публика любит засиживаться до ночи, чай, не рабочий класс… Я должна попытать удачу! Россия не простит, если я профукаю этот шанс!
Я тихо встала, нащупала валенки, прокралась туда, где лежал материализовавшийся волею таблеток ватник, быстро оделась. Головной платок найти не получилось – да и ладно, ради Родины помёрзну. Вряд ли я действовала настолько тихо, чтобы не разбудить никого, но проснувшиеся, очевидно, были не против того, чтобы в помещении стало на человека меньше. Дверь не закрыла – ключей-то ведь не было у меня!