– У Троицкого то же! Еле ноги унесли. У, супостаты!.. – донеслось с другой стороны улицы, оттуда, где на бронзовом коне работы Клодта восседали два зеваки, а еще один – на голом мужике, с ним сражающимся.
– А говорят, на Васильевском шашками рубят! – крикнул еще кто-то.
– Врут всё!
– Да нету стрельбы никакой!
– А и есть, так холостыми…
– А и боевыми, так нам всё одно – до конца идти надо!..
«Может, ну его, Путина этого? – вдруг малодушно подумала я. – Может, ноги пора уносить? Так и быть, спасу Россию и без его внука…».
Подумав, что сейчас можно прыгнуть на лёд Фонтанки и убраться подобру-поздорову, я дёрнулась, было, в сторону реки, но толпа меня не пустила и потащила дальше, к Екатерининскому саду.
Я больше не была себе хозяйкой.
У Гостиного двора по обе стороны проспекта уже стояли конные войска. Краем глаза я видела, как их часть, бросившись наперерез нам, отсекла часть толпы, следовавшую за мной.
– Мы свои, ребятки, не стреляйте! – раздалось из-за спины.
– Сатрапы! – гневно бросил ещё кто-то.
Между Казанским собором и домом Зингера я с тоской подумала о том, как через девять лет попаду сюда в прошлый раз: в летний, чистый, автомобильный, патриотический Петроград и буду участвовать в совсем другой демонстрации… А сейчас был только гул из-за спины, какой-то крик, какой-то стон, какой-то звук, похожий на грозу, но почему гроза зимой, я не поняла…
Возле Мойки народу уже было столько, что дальше идти стало невозможно…
А под вывеской «Вольф и Беранже» я внезапно увидела своего повара.
– Спиридон Иванович! – закричала я. – Спиридон Иванович!
Вокруг металась ругань, что-то хлопало, валилось и визжало. Толпа потянула меня влево, потом вправо – неожиданно навстречу повару.
– Спиридон Иванович! – крикнула я, и чудесным образом голос мой не совсем затерялся среди миллиона «куда вы несётесь», «скоты», «кровопийцы», «пустите», «не смейте», «бунтовщики».
Повар услышал и, кажется, даже узнал меня. Суровое лицо его выразило сперва удивление, потом смягчилось. Он сделал несколько шагов в мою сторону. Я попыталась сделать то же, но не смогла.
– Спиридон Иванович! Я срочно должна вам сказать кое-что!
Что за чушь, что я делаю?! Надо просто крикнуть, чтобы ушёл скорей отсюда! Но как уйти? Обратно через толпу уже не пробиться.
Спиридон сделал еще шаг и протянул мне руку, но достать до неё всё еще не получалось: между нами было несколько работниц. Толпа потянула налево. Я почувствовала, что она вот-вот растащит нас, и мы вновь потеряемся… Но тут случилось чудо. Раздался какой-то треск, все ахнули, и две их работниц, стоявшие между нами, упали наземь. Я кинулась к Спиридону, чувствуя мех полушубка под валенком, но не особенно думая, что это значит.
– Спиридон Иванович, я должна сообщить вам кое-что очень важное! – выпалила я, схватив его за руку.
– Тихо! – прервал он. – Смотри! Негодяи!
И тут только я заметила солдат. Эти были пешие. Серой изломанной змейкой перегораживали они дорогу в сторону Зимнего. В один миг эта змейка ощетинилась винтовками. Одна из них, ближайшая, смотрела на Спиридона.
– Нет! – воскликнула я, толкнув повара, что есть мочи.
Он упал в ту же секунду, как звук сухого гороха, высыпавшего на железный пол, огласил всю вселенную.
Что-то сильно ударило в голову.
Желтое здание с колоннами перевернулось.
Январское небо было безоблачно-голубым, словно глаза моего любимого государя.