Чем ближе к концу акта, тем сильнее ритм моего сердца был похожим на «Полёт шмеля».
Ах, если бы и правда превратиться в насекомое и беспрепятственно полететь к моему царю «Салтану»!..
4.3. Третье путешествие (окончание)
Второй и третий акт шли без антракта. Наконец, шмель (а его играл ребёнок) убежал от всех ткачих и поварих, те пообещали раздавить его, сценический царь приказал повесить стражу, и занавес опустился.
Дмитрий Григорьевич подал мне руку:
– Пойдёмте?
– Так вы не шутили?!
– Какие тут шутки? Вы думаете, я кто? Обычный человечишка, думаете? Тварь дрожащая? О, нет! Коль вы ещё не слышали обо мне, так скоро услышите! Я человек непростой.
– О…
– Да. И вот что. Возьмите. – Он дал мне бинокль.
– Но зачем? Из партера и так ведь всё видно.
– Как знать, может быть, государь захочет пригласить вас в свою ложу на третий акт…
– О! Это было бы так прекрасно, что я даже не осмеливаюсь мечтать об этом! Прошу, не искушайте!
– В таком случае, бинокль вам пригодится, чтоб увидеть что-то важное. Как знать, что здесь случится… Ну пойдёмте!
Мы пошли. Моё сердце стучало, как лошадь, галопом бегущая по мостовой.
Кто бы мог подумать, что у Дмитрия Григорьевича такие обширные связи?!
В коридоре он подвёл меня к солидному господину в мундире в полковничьих погонах, которого отрекомендовал как Николая Николаевича Кулябко. Представив меня ему тоже, Дмитрий Григорьевич сообщил, что я в высшей мере заслуживаю доверия и желаю передать некие сведения лично Государю. Я горячо попросила его посодействовать, хоть и настолько разволновалась, что и не поняла, что такой этот Николай Николаевич. Тот же почесал в затылке, шмыгнул носом, попросил моего спутника ещё раз удостовериться, на месте ли какой-то Николай Яковлевич, а затем повёл меня знакомиться ещё с одним господином. Того звали Павел Григорьевич Курлов, он был немолод, в гражданском, смотрел флегматично, но я постаралась вложить все свои чувства, всю страсть в то, чтобы убедить его в том, что знакомство со мной будет и безопасно для Государя, и даже небесполезно. Вскоре Курлов позволил себя убедить и представил меня Александру Ивановичу Спиридовичу, усатому человеку в мундире, который глядел на меня поначалу презрительно, но потом то ли решил быть милым с дамой, то ли пожалел умалишённую, но, словом…
… Он открыл передо мною губернаторскую ложу!
Не могу сказать, сколько людей находись в тот момент в этой ложе. Присутствовал ли сам губернатор? Были ли царевны?
Никого, кроме царя, я не заметила.
Никто, кроме него, в этот момент не существовал для меня.
Едва войдя, я пала на колени.
Спиридович что-то говорил, должно быть, представлял меня Государю в этот момент… Но я уже ничего не слышала, кроме собственного сердцебиения. Николай Александрович обернулся и одарил меня столь нежным взглядом, какого я в жизни не видела! Словно бы закутал в одеяло! Словно в бассейн с мягкими шариками обмакнул! Потом удивился, как будто ему было странно, что я на коленях, спросил меня: «Что с вами?»…
Тут из глаз моих хлынули слёзы.
На коленях, как была, я подползла к Его Величеству и принялась целовать его руки. Он просил перестать, успокоиться – я не могла. За спиной слышались какие-то голоса. Кажется, в ложу сбегалась охрана, чиновники, может быть, даже случайные люди… Похоже, кто-то даже показал готовность оттащить меня (царь, конечно же, видел просителей из народа, но мало кто реагировал на него столь эмоционально). Николай Александрович велел им всем сделать шаг назад, а мне ласково приказал успокоиться и встать на ноги. Встав, я кое-как пришла в себя. И заговорила:
– Ваше Величество! Если бы Вы только знали, как я люблю Вас! Если бы Вы только представляли, какой путь и каким удивительным способом мне пришлось проделать, чтоб Вас увидеть!..
– Неужели вы прилетели на аэроплане? – спросил царь, удивлённо раскрыв свои нежные серые глазки.
– Да, – выдохнула я, прекрасно понимая, что в мою правду он не поверит.
– Неужели из Америки?
– Да, – вновь сказала я.
– Вот это да! – сказал он. – Ну, и как там, в Америке? В безик играют?
– Играют… – ответила я, не имея понятия, что это – «безик».
– А вкусны ли там ватрушки? – с интересом спросил царь.
Я пролепетала: «О, вкуснее не придумаешь…», пытаясь как-то скрыть свою растерянность.
– А на кого можно в вашей Америке поохотиться? – поинтересовался за этим Его Величество.