Сейчас мне стыдно за свое удивление и даже осуждение, но тогда для меня это было ново и странно. Да и слово «толерантность» я еще тогда не слышала. Годы спустя, у меня даже был голубой приятель. Отличный парень: культурный, сентиментальный, с юмором. Мужчина-подружка, самая лучшая комбинация, надо сказать.
На этом завершу свой экскурс в мир сексуальных меньшинств и вернусь к нашей Ундине.
Как я уже упоминала, ее звали Кристин. Мы продружили за милую душу лет тринадцать. А познакомились на работе. Я тогда трудилась в книжном магазине в центре города. Прекрасная была работа, надо сказать, хотя тогда я так не считала — думала, что в состоянии выполнять более сложную и интересную работу. Как оказалось позже, пять лет, проведенные среди книг и людей, которые их читают, были лучшими в моей трудовой карьере.
Я как раз вернулась из отпуска, а Кристин за время моего отсутствия приняли на работу в наш отдел международной книги. В первый рабочий день во время обеда на кухне я рассказывала об отпуске. Мы, русские коллеги, всегда обедали вместе, обычно шумно и очень весело к явному или скрытому неудовольствию местных коллег.
Кристин сидела одна за своим столом. Как она потом призналась мне, ее поразила моя энергия, веселость и жизнь, которая в тот момент била из меня ключом.
Поразила и притянула, потому что она была прямой противоположностью мне. Хотя и у меня, естественно, случались моменты тихие, печальные и даже депрессивные.
Не всегда из меня бьет жизнь, иногда она замирает. Не подумайте, что я какой-то Ноздрев, которого невозможно выдержать больше пяти минут. Кристин же была тихой практически всегда. Типичный интроверт, хотя и с прекрасным чувством юмора и большим пониманием чувств других людей, даром эмпатии и сочувствия.
Мы нашли друг друга по принципу льда и пламени, то есть, по принципу дополнения, а не подобия. Она умела слушать, и, хотя я тогда говорила на ее родном языке довольно коряво, все равно терпеливо слушала. С моей стороны это было уже не бычье муканье или козье меканье со скотного двора, но еще далеко не свободное владение чужой мовой. Надо сказать, что на восемьдесят процентов своим теперешним знанием языка я обязана ей. Ее речь была речью интеллигентного, начитанного, дружащего с литературой человека. Не зря она потом закончила филологический факультет, проучившись, правда, ни много ни мало, десять лет. От нее я набралась вполне приличного литературного языка.
Мы каждый день виделись на работе, потом она приглашала меня в гости на вечерний чай. Позже, года через два-три, когда мы обе потеряли работу, мы продолжали встречаться у нее пару раз в неделю. Нам было о чем поговорить друг с другом, и мы рассказывали о своей жизни, о прошлом и настоящем, часами беседовали об умном и интересном. Она была в лучшем смысле этого слова любопытным человеком. То есть, ее искренне интересовало то, что я рассказывала. Сама она была человеком совсем другого образа мыслей: куда более толерантным, вдумчивым, милосердным, разумным, чем я.
Как многому я научилась у нее, как много она мне дала, как хорошо, что у меня была такая верная, умная, добрая подруга из местных. Благодаря ей я смогла лучше понять менталитет, культуру и образ жизни людей той страны, в которую меня занесла судьба. Именно она стала тем слабым корнем, которым я зацепилась за новую почву, чтобы выжить и, может быть, даже прижиться в ней.
Помню, в начале наших отношений она очень хвалила книгу Лоуренса, которую как раз читала. С ее подачи я тоже прочла «Любовник леди Чаттерлей», которая мне совершенно не понравилась. Это была моя вторая книга на иностранном языке. Первой был античный Плутарх об Александре, что же еще. Потом, с ее же подачи, я прочла дневники Анаис Нин, и мы много дискутировали о женских делах, о бытии женщиной. Она рассказывала мне о своем любимом Гете и Андерсене, я ей о Пушкине, вплоть до того, что подробно пересказывала сюжет Евгения Онегина. Я посвящала ее во все свои радости, проблемы и тайны. Она очень деликатно намекала на то, что пока я не оставлю мужа, моя жизнь не сдвинется с мертвой точки. Она была моей самой близкой подругой. Именно близкой. Этим сказано все. Я писала ей письма из отпуска, скучала по ней и первым делом по приезде на всех парусах бежала к ней. Я даже помогала ей делать ремонт! А уж это о чем-то говорит.