— Не болтай! — перебил я братишку.— Язык у тебя без костей. Может, люди по делу пришли…
— Кто сказал,— без костей? — возразил брат, и высунул язык.— Смотри сам…
Я не стал слушать дальше его болтовню и бросился к двери. Открыл ее. Смотрю — стоят двое. Оба с меня ростом — но коренастее. На шее у них — красные галстуки.
— Это пятая квартира? — спросил один из них.
— Да.
— Как зовут хозяина?
— Курак…[3]
Ребята недоуменно переглянулись.
— Выходит, номер квартиры в телеграмме перепутан. Нам нужен Грачков… — сказал второй мальчик, стоявший позади первого.
— Вполне возможно,— ответил я, не придав этому никакого значения.
Ребята извинились и, стуча каблуками, спустились по лестнице. Я, захлопнув дверь, скорее отправился на кухню. Керкусь тем временем уплетал за обе щеки.
— С кем ты там разговаривал? — спросил он, смачно откусывая колбасу.
— Два мальчика принесли телеграмму. Какого-то Грачкова разыскивают,— сообщил я.
Керкусь перестал жевать. Вытянув шею, он посмотрел на меня округлившимися глазами, словно у него в горле застрял непрожжеванный кусок, и завопил на весь дом:
— Грачков?! Да это же наш дядя! Ведь Курак — по-русски грач!
— Иди ты!
Я хлопнул себя по лбу. «Что же теперь будет! Ведь по документам дядя пишется «Грачков», а на людях его зовут «Курак»! Ы-ых, глупая голова! — обругал я себя.— Что ты натворил?» Я торопливо накинул на плечи шубу и, прыгая через три-четыре ступеньки, выбежал на улицу. Ребят и след простыл. По тротуару шли прохожие. И куда идут они, куда торопятся? Вот, одна женщина, в шляпе, похожей на грачиное гнездо, подскользнулась и упала. Ее тут же подхватили под руки трое мужчин и помогли подняться. Снег валит, облепливая прохожих. Кое-кто пытается отряхнуть с пальто снег и, махнув рукой, идет дальше,— все в снегу, мохнатые и белые, как полярные медведи.
Я таращил глаза на людей и снег, и не заметил, как подошел дядя. А услышав за спиной знакомый голос, вздрогнул:
— Зачем без шапки на улицу выскочил? — спросил он.
— Беда стряслась! — горестно сообщил я, и опустил голову.
— Что за беда? — насторожился дядя.
— Два мальчика принесли было телеграмму, но не оставили…
— Почему не оставили?
— Я твою фамилию перепутал, вот…
— Ну ее, эту почту! Нашли кому поручать такое дело! — возмутился дядя.— Где теперь искать этих шпингалетов? Наше отделение связи работает только до трех… Туда и ходить бесполезно. Не успеем. Что же делать?
— Может, мальчишек этих разыскать? — предложил я.— Авось, найдем их…
— Ищи ветра в поле. Это, браток, тебе не в деревне, где каждый человек на виду. Это город,— протянул дядя.
Все же мы с Керкусем решили отправиться на поиски. Обошли почти все дворы, расспрашивали жильцов о мальчиках-почтальонах, но их никто не видел.
— Знаешь, что? — предложил Керкусь.— Айда на горку или каток! Ну, где здешние ребята играют. Может, там что узнаем?
Я ухватился за эту мысль. Действительно, не вечно же им эти телеграммы разносить? И поиграть нужно!
Какая-то женщина объяснила нам, что неподалеку есть парк, где обычно играют ребятишки. Мы с Керкусем направились в парк.
Ребятишек там оказалось и в самом деле много. Ну просто — кишмя-кишат!
Ходили, ходили мы по парку, но никого на мальчиков-почтальонов похожих не встретили.
— Видно, не найти их. Идем домой. Я уже замерз,— пожаловался Керкусь.
Грустные и растроенные мы двинулись по аллее парка к выходу. И вдруг, случайно обернувшись, я увидел того мальчика, с которым разговаривал у двери. Он карабкался на ледяную горку.
— Эй, стой! Стой! — закричал я ему, бросаясь наперерез.
— Чего тебе? — удивился мальчишка. Но по глазам я увидел, что он меня тут же узнал.— А-а, это ты, приезжий! — весело крикнул он.
— Слушай! Где телеграмма? Куда ты ее дел? Она ведь нашему дяде послана. Это я сдуру все перепутал,— торопливо объяснил я ему.
Мальчик, в конце концов, понял, что я от него хочу, и растолковал, что телеграмму они отнесли в отделение связи.
— Торопись. Может быть, кого-нибудь застанешь. Там иногда задерживаются. Авось успеете… — посмотрел он на меня с добродушной улыбкой. — Сегодня не возьмете, обратно отошлют. Телеграмма срочная!
Что есть духу побежали мы в отделение связи. На почте уже не было ни единой души. Пожилая уборщица мыла пол. А за окошком сидела строгая тетя в очках и щелкала на счетах.
— Куда, куда, окаянные?! — закричала уборщица, но мы уже проскочили к окошку и в один голос выпалили: