— Ну, отныне никогда болеть не буду, я теперь здоров,— сказал он матери.
— Коли здоров — хорошо. Но не быстро ли ты излечился? Немножко надо было полежать,— предложила мама не совсем ласково.— Говорят, кто не видел, тот хочет видеть, кто не испытал, тот хочет испытать. Ты тоже поступил, видимо, по этой пословице.
От маминых слов Керкусь покраснел, точно рак. Он, как видно, только сейчас понял, что доктор вывел его на чистую веду.
— Ах, зачем тогда я разрешил делать уколы,— горевал Керкусь, ощупывая спину.— Если бы я знал, то не вылез бы из-под одеяла!
Керкусю, оказывается, доктор сделал укол против кори.
С тех пор он не болеет.
«Третий-лишний»
Последним был урок географии. В перемену я и Симуш сидели в классе и наспех читали заданное на дом. Вчера, конечно, нам на это не хватило времени. В эту минуту и заглянула старшая пионервожатая Надя.
— Ой, ребята! — обрадованно сказала она.— Хорошо вас застала! Есть задание. После уроков пойдете в первый «а» и займетесь с малышами. Ну, игру какую-нибудь придумайте или еще что. У них учительница заболела. Покуда ей найдут замену, вы их развлечете. Поняли? Значит, договорились?
«Не до игры нам»,— готово было сорваться у меня с языка, но Надя уже хлопнула дверью и исчезла. Кто-либо другой кинулся бы в коридор и догнал пионервожатую, придумал бы сто причин и отвернулся бы, но ни я, ни Симуш не двинулись с места, духу не хватило… Эх… сваливается же на наши головы всякая всячина…
Мы сидели и растерянно смотрели друг на друга. Что нам делать с этими «несмышленышами»? В какие игры играть? Тоже мне — задание! Что, они за клоунов нас считают?
Симуш с такой злостью грохнул по учебнику кулаком, что тот полетел с парты на пол.
— Не пойду! — решительно заявил он.— Что я, глупый?! Я не девчонка в куклы играть!
— А к директору ты не хочешь? А на совет дружины? Для объяснения причин? — ехидно осведомился я у него.— Пойдешь!
Симуш запыхтел, засопел обиженно, но промолчал. С отчаяния ткнулся лбом в парту. Затих.
— Слушай! — позвал я его.— Симуш! А не специально ли это подстроили? Может, проверяют нас, а?
Симуш поднял голову, удивленно посмотрел на меня.
— Как это… проверяют?
— А ты слово давал исправиться? Помнишь? Давал? То-то вот.
Симуш обеспокоенно заерзал на месте.
В этот момент в класс из коридора повалили ребята. Зазвенел звонок. Катюша, проходя мимо, остановилась.
— Что это вы такие кислые, будто щавель ели? Случилось что? — спросила она.
— Ничего,— буркнул Симуш.— По «пятерке» получили!
Катюша фыркнула, прошла на свое место.
Симуш задумчиво уставился в потолок. Я толкнул его локтем, но Симуш не обратил на меня внимания. Тут в класс вошел учитель и Симуш, очнувшись, уткнулся в учебник. Раскрыл книгу и я, но как не вчитывался в написанное, смысл его не доходил до сознания. «Ну и влипли мы в историю,— думал я.— Как бы от нее отвязаться?»
По-моему, Симуш был занят теми же мыслями, потому что учебник праздно лежал перед ним, а сам он, нахмурившись, водил по парте пальцем.
Я хотел было наклониться к Симушу, но учитель заметил это и недовольно посмотрел в мою сторону. Пришлось сделать вид, что мы сидим спокойно. Тут-то Симуш нашел выход. Через некоторое время он подвинул мне скатанную в комок записку. «Михась,— писал он корявыми, пляшущими в разные стороны буквами,— может, этих человечков в футбол поучить играть? Пусть бегают как собачки, высунув язык. Надолго запомнят».
Я отрицательно покачал головой. Потом вырвал из тетради страницу и нацарапал ответ: «А девочек куда деть? Их ведь в футбол играть не заставишь?»
Симуш почесал в затылке. И написал другую записку. Девочек он предлагал сделать зрителями. «Ты будешь ими руководить,— писал он.— По твоему знаку они будут кричать: «Шайбу! шайбу!» Меня это разозлило. Смотри-ка! Он будет тренером, а мне возись с девчонками. И я послал ему записку с отказом. Симуш немедленно ответил. Словом, у нас развернулась активная переписка. Вырванные из тетрадей страницы трещали как пулемет. Мы так увлеклись, что даже и не заметили, как учитель очутился у нас за спиной.
— Дайте-ка мне ваши письма! — прозвучал вдруг его голос над моей головой.
Скомкав записку в кулак, я обернулся. Петр Владимирович стоял, протянув ко мне руку. Как не хотелось, но пришлось выложить злосчастные «письма».
— Останетесь после урока оба! — сказал он холодно.— Разберемся, что у вас тут происходит.