— Куда пошел? Кто заманил? —недоумевала мама.
Керкусь перескакивая с пятое на десятое начал объяснять. Услыхав имена Симуша и Тимуша, мама рассердилась.
— Не виноваты они,— вступился я за своих друзей.— Мы Хураську оставили сторожить. Понадеялись, кур не пустят. Думали, охранять станет. А он… он… — сбился я.
— Хураську говоришь? — всплеснула руками мама.— Вот я, глупая, не догадалась! Нужно было Хураську оставить за старшего! Довольно! — оборвала меня мама, пытавшегося ей что-то объяснить.— Я сыта вашими проделками! Выходит, выполнили мое поручение? Хороши же у меня сыновья! Ну что ж, что заслужили, то и получите!
Она вернулась во двор, подхватила наш велосипед, прислоненный к стенке у крыльца и, затащив его в сарай, заперла на замок.
Мы едва не разревелись. Лишь сознание собственной вины удержало нас.
На пасеке
Отец Симуша — дядя Савась — работает на пасеке. Он — искусный пчеловод. Его уважают жители не только всех окрестных деревень, но даже в городе знают. Да и как его не уважать? Заслужил. Зря что ли пишут о нем хвалебные статьи в газетах и журналах? И по радио его имя вспоминают частенько.
По труду и честь.
Многие зовут дядю Савася «хозяином меда». В этом есть большая доля правды. Пасека приносит немалый доход колхозу. Нет, наверное, на земле человека, который бы не отведал его пахучего медку.
Славный человек дядя Савась. Кто бы не пришел на пасеку — всех встретит с доброй улыбкой, поговорит, пошутит, познакомит со своим хозяйством, медком угостит. Поэтому и ходить к нему приятно.
Пасека расположена недалеко от деревни, в молодой роще за лугом. Ну, роща-то уж и не так молодая, как говорят. Она высоко вытянулась к небу, и стволы у некоторых деревьев потолще тощего Тимуша. Лесок этот очень красивый, частый, какой-то даже опрятный. В нем растут самые разные деревья: дуб, клен, береза, орешник, осина, вяз, ольха, рябина и калина, черемуха, липа, яблони… Особенно много здесь лип и черемухи. Когда они начинают цвести, лес так заполняется звоном пчел, что невольно думаешь: где-то тут, рядом, играет какой-то прекрасный оркестр. Даже птичьи голоса не могут перекрыть пчелиный звон. Всюду залетают эти маленькие трудяги в поисках нектара. Куда не ткнись — там они.
— Не надо бояться! укуса пчел — они полезны,— вразумляет нас дядя Савась. И, видимо, для того, чтобы его слова звучали убедительнее, ловит подвернувшуюся пчелку и силком сажает себе на руку — заставляет ужалить. А сам даже глазом не моргнет, словно кожа у него вообще не чувствует никакой боли. Удивительно!
И между ульями дядя Савась ходит свободно, похоже, что пчелы его и не замечают,— не трогают совсем. То ли привыкли, то ли сам он так уж хорошо знает пчелиные секреты… Не понятно.
Зато чужого человека на пасеке пчелы каким-то чудом чуют издалека. И тут же начинают кружиться вокруг головы. Словно встречают долгожданных гостей и не таят никакого зла Но так кажется только сначала. Если пчелы начинают летать вокруг тебя, рассекая воздух как пули, то это не к добру — они собираются напасть всерьез. В таких случаях лучше и не пытайся отбиваться, втяни голову в плечи и ныряй в чащу. Не то зажалят.
— Перед тем, как идти на пасеку, не ешьте лук или чеснок, не душитесь одеколоном — пчелы не любят резкого запаха,— учит нас отец Симуша, посмеиваясь так светло, словно радуясь, что пчелы у него такие умные. Потом гордо добавляет: — Пчелы — очень умный народ, их не обманешь…
И сегодня мы учли все наставления дяди Савася: не притронулись ни к луку, ни к чесноку. Пусть, думаем, пчелы встретят нас добром, как своих друзей.
И правда, до пасеки мы дошли по-хорошему: пчелы, вроде бы, и не замечают нас, трудятся себе. Считай, на каждом цветке сидит по пчеле, а то и по две. Лес звенит — словно в нем завели бесконечную музыку. В такую пору дядя Савась обычно говорит: «Весь лес ведь дрожит, а! Слышите?» Постоишь, прислушиваясь к пчелиной музыке, и в самом деле начинает казаться, что лес — дрожит.
Пройдя по тропинке мимо старого омшаника, мы подошли к избушке пасечника. Избушка, хотя и старая, но стоит еще крепко. Крыта она железом, покрашена зеленой краской, три окна, а сени больше самой избы. Все здесь аккуратно прибрано, нет ничего лишнего, валяющегося без надобности. В сенях хранятся только предметы ежедневно необходимые, но и они каждый на своем месте: топоры, фуганки, пилки — на полочке, пчелиные рамы — на перекладине. В одном углу стоят три-четыре пустых улья, совсем еще новые, свежеоструганные, по середке — медогонка. Она покрыта большим зеленым покрывалом. Вокруг нее кружатся пчелы, стараясь пролезть под покрывало. Да, запах меда они, видимо, чуют за несколько километров!