И вдруг Симуш, идущий впереди, замер на месте. От неожиданности я наткнулся носом ему в спину.
— Постой-ка, постой,— оказал он, отстраняя меня.— Слышишь, гудят?
Я навострил уши. И правда, где-то совсем недалеко, чуть левее от нас, слышалось пчелиное гудение. Раздвигая ветви орешника, мы вышли на небольшую поляну. Смотрим: и правда пчелы, наши пчелы! На ветке небольшого клена, метрах в трех-четырех от земли как шапка висит пчелиный рой! И сучок-то ведь небольшой, тоненький совсем. Тряхнуть хорошенько — пчелы, наверняка, упадут в лукошко, если его подвести под них. Но стоит клубку промахнуться, он, шлепнувшись с четырехметровой высоты, может сильно помяться. И пчел много погибнет. Семья-то молодая. Порань ее в самом начале — может захиреть.
Симуш, недолго раздумывая, опустил сетку шляпы, вручил мне лукошко, поплевал на ладони, обхватив ствол клена ногами, как обезьяна, проворно полез вверх. Усевшись на нижний сук, Симуш велел подать лукошко. Лезть ему сразу стало труднее, но Симуш упрямо взбирался все выше. При этом он бормотал ругательства, проклиная лукошко за то, что оно цеплялся за сучки, мешая ему карабкаться вверх.
Я стоял и следил за ним, не дыша. Аж сердце заколотилось.
Но вот Симуш добрался до того сучка, повесил лукошко на ветку, вынул из него черпак и потянулся к пчелиному рою: хотел, видимо, просто зачерпнуть его, но дотянуться не смог. Всего вершка ему не хватило, поднатужься чуть-чуть, может быть, и достал бы до пчел, но ведь не на земле стоишь, сорваться можно… С такой высоты и шею свернуть недолго! Что делать? Как загнать этих чертей в лукошко?
Вдруг в голове у меня мелькнула мысль. Надо по нижней ветке пробраться поближе к сучку и стряхнуть пчел. Тогда и черпак будет не нужен, рой сам шлепнется в лукошко…
Я, размахивая руками, объяснил Снмушу свою идею. Симуш пригляделся к нижнему суку и, видимо, согласился со мной. Взяв лукошко, он спустился до него и начал пробираться к рою.
— Смотри, держись покрепче,— предупредил я, боясь, что друг может сорваться вниз и пораниться.
Но не успел я договорить, как ветка под ногами друга треснула и резко согнулась вниз. Симуш не удержался, пальцы его разжались, и ом… с шумом и треском нырнул вниз. Тюкнулся он на землю прямо рядом со мной, следом свалилось лукошко. Хорошо, что я успел отскочить в сторону, иначе бы он грохнулся мне на голову. Я кинулся к Симушу. Он, обхватив обеими руками правую ногу, волчком крутился на месте.
— Ой, ой! — стонал он, сморщив испуганное лицо.— Ой, нога! Сломал, наверное! Хотел в десантники пойти… Как же теперь?
— Ну, десантником ты уже стал,— успокаивал я его.— И как тебе угораздило? Не пойму!
Симуш гладил ногу и продолжал стонать. Я осмотрел пострадавшего. Ничего, вроде бы. Ни перелома, ни вывиха, кажется, нет.
— Ладно уж, не маленький, перестань стонать,— сказал я.— Нога твоя в порядке. Если бы был перелом, нога болталась бы, как тряпка. А у тебя вон, всего-навсего царапина…
Услышав это, Симуш сразу же успокоился и пробовал стать на больную ногу. Лицо у него было испуганное, ожидающее. Видимо, боялся боли. Но все обошлось благополучно. Симуш даже притопнул ею, как ягненок и засмеялся. Но, вспомнив о пчелах, он сразу посерьезнел. Задрав голову, посмотрел на зашевелившихся от встряски дерева рой и сказал:
— Ну, что будем теперь делать? А? Улетят же.
— Все может быть,— спокойно ответил я.— Не только пчелы, даже медведи сбежали бы от такой катавасии.
— Эй, ты, вечный критикан! — обозлился Симуш.— Попробовал бы сам, тогда говорил бы. Это тебе не мед из чашки черпать!
И правда, это не мед черпать. Дело действительно сложное. Если уж нет умения, то лучше и близко не подходи. Вон как мучают они нас, «пчеловодов»!
Но Симуш нашел-такя выход. Сбегал куда-то за деревья и скоро вернулся обратно. В руках у него была рогатина.
— На, держи. Подвесь лукошко на эту вот рогатину и подними ближе к рою. А я залезу снова на дерево и тряхну тот проклятый сучок издали,— приказал он мне строго.— Только помни: как только пчелы окажутся в лукошке, ты быстро опустишь его на землю и сразу же накроешь сверху рединкой. А не то разлетятся.
И Симуш тут же вскарабкался на клен. Я, пристроив лукошко на рогатину, кое-как подвел его к рою. Симуш, изловчившись, ухватился за сучок и потряс его из всех сил. И пчелиный рой шлеп! — прямо в лукошко. Теперь — дело стало за мной. Надо было скорее приземлить лукошко. Но это оказалось делом не очень-то легким. Лукошко сразу потяжелело и рогатину повел из стороны в сторону, она цеплялась за сучки.