Гормоны перекликались:
– Женщина плачет! Сковываем Билла!!!
– Теперь можно изобразить вымученную улыбку со стиснутыми зубами.
– Затем – сокрушенно склонить голову… Если он захочет прикоснуться к ее руке и успокоить, то пусть при этом почувствует себя неловко.
Все наблюдали, как Билл протянул свою руку Марии, чтобы хоть как-то подбодрить ее.
– Отлично! – командовал Адреналин. – Теперь пусть отдернет руку еще до того, как он прикоснется к Марии. Нарастить ощущение неловкости до максимума!!! Теперь пусть почувствует себя виноватым в том, что неспособен ни успокоить, ни помочь людям, которые ему симпатичны.
– А что, если он все-таки прикоснется к Марии? – спросил Гистамин.
– Заставим его окоченеть от ощущения вины за скрытые мотивы, побуждающие успокаивать ее. Но к этому варианту мы прибегаем только в тех случаях, когда у женщины проблемы с гинекологией.
– Порядок, – вмешался Феромон, – теперь самое время предложить ей что-нибудь неуместное…
– Например, чашку чая, – посоветовал Адреналин.
– А когда он встанет, чтобы расплатиться за угощение, у него не окажется мелочи, и он почувствует себя еще большим дураком из-за того, что не смог сделать даже такую малость для друга, попавшего в беду.
– Есть идея получше, – сказал Адреналин. – Пусть Билл предложит ей еще одну сигарету. Тогда он точно не утерпит и присоединится к ней.
– Но в таком случае он будет на коне, потому что это будет выглядеть как акт поддержки, как будто он берет часть ее проблем на себя, – не соглашался Феромон.
– Ну и что, зато мы получим сигарету! – продолжал настаивать на своем Адреналин.
– А чувство вины можно отложить на потом, когда он покурит.
– Господи, как же мне нравится быть гормоном!
В течение следующего часа Билл сидел у себя за столом, чувствуя беспокойство и нерешительность. Он дышал так глубоко и вдумчиво, как будто это сулило ему спасение. Ему надо было столько всего обдумать, однако гормоны носились в его голове кругами, лишая способности сосредоточиться. Он помнил, что нужно позвонить, но голова плыла, и он сидел, сжимая клочок бумаги с номером Кейли с такой силой, как будто от этого разговор мог произойти без посредства телефонного аппарата.
– Слушайте, ребята! – сказал Гистамин. – Мы же не можем оставить его на весь день вот так, сидящим и вздыхающим.
– Твоя правда, – согласился Адреналин, который в глубине души считал, что целый день гипервентиляции – это здорово. – Пошли покурим.
– Нет, – властно остановил их Феромон. – Все в сортир.
– Зачем?
– Пускай разукрасит сам себя.
– Понос! – радостно воскликнул Тестостерон. – Пора пообщаться с белым идолом!
Диарея во все времена была любимым развлечением гормонов. Им было интересно придать фекалиям такое ускорение, чтобы их частицы не смывались из унитаза. Непревзойденным рекордом до сих пор оставался случай, произошедший несколько месяцев назад. Тогда Билл, не желая, чтобы чистоплотная Эвелин лицезрела его достижения на туалетном поприще, попытался убрать остатки испражнений при помощи щетки, но у него это не получилось. Затем он отчищал толчок при помощи туалетной бумаги – снова безрезультатно. Триумф гормонов наступил, когда они заставили Билла соскребать какашки ногтями. После этого в течение двух недель он никак не мог отделаться от непреходящего чувства вины, возникавшего каждый раз в момент рукопожатия – руки казались ему грязными, как бы он их ни мыл.
У Феромона возникла идея получше:
– Давайте отыграем ситуацию по полной, – сказал он. – Все эти переживания, которым мы его подвергаем…
– К тому же нам просто повезло с увольнением, – заметил Адреналин.
– Все это, – продолжал Феромон, – означает только одно: мы имеем полное право устроить ему синдром раздраженной кишки. Его ожидает полный комплект: запоры, неожиданный метеоризм, понос – и все это в разнообразных сочетаниях на протяжении недель и месяцев.
– Неожиданный метеоризм? – встрял Гистамин. – Он же мужчина! Вряд ли он поймет, в чем разница!
– Также, – продолжал Феромон, игнорируя Гистамина, – мы можем сделать такую штуку: когда он будет сидеть на унитазе, ему все время будет хотеться еще – вне зависимости от того, сколько он туда навалил. Но даже если он лопнет от натуги, ничего туда больше не добавится.
– А как насчет слизи? – предложил Гистамин. – Иногда вместо обычного добра можно выдать комок слизи.
– Неплохо, – согласился Феромон. – А перед мочеиспусканием в прямой кишке будут спазмы.
– Да чтоб я сдох!
Гормоны ликовали. Они начали готовить кишку к раздражению – проверяли спазмы и боли различной локализации. Это было их лучшим медицинским достижением с тех нор, когда Билл подхватил инфекцию и при мочеиспускании испытывал такие боли, как будто писал битым стеклом.