– Дай сдачи!
Билл напряг руку, чтобы нанести удар, но его кулак попал в захват, не успев поразить неприятеля. Последовал очередной удар. Билл снова попытался ответить, в результате чего его второй кулак также был заблокирован в нескольких сантиметрах от головы соперника, который воспринял такую перемену в поведении Билла, как признак недостаточной эффективности своих действий. Билл чувствовал, что его ноги подгибаются, но Тестостерон был неумолим:
– Встать, слабак! Дерись! Замочить ублюдка!
Голова Билла стала липкой от залившей ее крови, но он продолжал бесцельно размахивать руками в темноте. После очередного удара в пах он повалился на землю, сильно стукнувшись головой об асфальт, отчего у него перед глазами поплыли какие-то расплывчатые огоньки, а уши резанули крики нападавшего. Каждый пинок тот заботливо сопровождал нравоучительной фразой.
– Что он говорит? – спросил Феромон.
– Какая разница? – задыхался Тестостерон. – Взять ублюдка!
Но даже у него теперь отпало желание продолжать неравный бой.
В ушах у Билла звенело, но неожиданно до него дошел смысл слов незнакомца.
– Вот тебе, вот тебе – кричал он, – за то, что ты сделал с моей подружкой!
Билл попытался открыть глаза и рассмотреть лицо бандита, но тот уже скрылся в темноте.
– Мы можем хотя бы помочь ему вырубиться? – спросил Феромон.
Прежде чем он договорил, Билл отключился.
Глава 17
Единственным, кто выиграл от драки, оказался Гистамин, потому что член Билла так и не дождался повторного нанесения антигистаминной мази.
Когда Гистамин пришел в себя, ему было что обсудить с коллегами.
– Замочить? – донимал он Тестостерона. – Билл лежит в луже собственной крови, а ты советуешь ему убить нападающего! Убить чем? Оглушить его одним из обломков своих костей? Парень, который его уделал, был как минимум в два раза крупнее и в четыре раза сильнее Билла, насилие для него – что для тебя родная речь. Он кулаками разговаривает!
– Я говорил Тестостерону, что Билл должен просто расслабиться, – заметил Кортизол, но тут же оказался следующей жертвой нападок Гистамина.
– Нет, ты говорил, что он должен был передохнуть. Отдохнуть? Человек дерется не на жизнь, а на смерть, а ты советуешь ему отдохнуть.
Феромон хихикнул.
– Не могу понять, отчего ты такой веселый, Феромон. Твой вклад, насколько я помню, заключался в том, что ты дождался, пока Билла доставят в травмопункт, а потом, когда нам стали переливать кровь, начал строить глазки медсестре.
Феромон не думал, что ему было чего стыдиться:
– Она была такая сексапильная. Этот ее халатик…
– Билл помирает, а ты устраиваешь ему эрекцию!
– Остынь!
– Это я устроил ему стояк, – признался Тестостерон, который любил, когда его хвалили за усердие.
– И вместо того чтобы заставить его убежать, как сделал бы любой здравомыслящий человек, вы оправили его прямиком в больницу. Бедняга теперь лежит под капельницей, подключенный к каким-то мешкам и куче цифровых устройств, которым самое место в Центре космических полетов.
– К мешку, – поправил Феромон, – только к одному мешку.
– А что значит «цифровой»? – спросил Кортизол. – Все употребляют это слово, но хоть кто-нибудь знает, что оно означает?
– Это значит, что ему для работы нужны цифры, – объяснил Тестостерон.
– Звучит как-то не слишком современно, – вклинился вдруг Адреналин. – Я думал, что все цифровое – последний писк.
– Добро пожаловать домой, приятель, – приветствовал его Гистамин.
– Похоже, они позабыли и про его сердечные препараты.
– Прекрасно, теперь нужно немного понизить давление, и врачи поставят неправильный диагноз.
Билл не знал, сколько он уже пролежал в палате, пока не заметил, что рядом с ним сидит Эвелин.
– Привет, – сказал он, попытавшись повернуть голову в ее сторону.
Сразу же выяснилось, что это было очень болезненно. Он попробовал повернуть голову влево, и это ему удалось, но когда он захотел снова лечь ровно, то понял, что шею заклинило. Билл сам приговорил себя к созерцанию стены в течение следующих нескольких дней.
– Привет, – ответила жена с той стороны, куда он посмотреть не мог.
Правая рука Билла была в гипсе, и он чувствовал ломоту, заполнявшую все его тело, но было такое ощущение, что эта боль – не его. Биллу стало интересно: вводились ли ему седативные препараты или обезболивающие? Он почувствовал, что на груди у него как будто лежит что-то тяжелое. Скорее всего, грудная клетка была просто туго перебинтовала. Он не помнил, как повредил руку. Может быть, он сломал ее при падении?