Небольшой смешок раздался в зале. Сорокин всегда подпускал вначале шуточку, чтобы овладеть вниманием. Сорокин выждал смешок.
— Кучер сидел на козлах, зажав в перчатках вожжи, и глядел вперед через гордые уши своих лошадей. Кучера не знали ограничения в своей деятельности и ворчали, когда им предписывали ездить по одной стороне. Я напоминаю об этом всем известном периоде лишь для того, чтобы подчеркнуть особую миссию, которая выпала на долю автомобиля. Никакое изобретение не наращивало таких бешеных темпов развития, как автомобиль. И никакое изобретение не ставило перед населением такого количества задач. Уже через пятнадцать лет после своего рождения автомобиль заставил работать на себя сотни профессий и сотни тысяч отдельных лиц. Он потребовал бензина, металла, дорог, химии и юриспруденции. Он потребовал новой психологии, отличающейся от кучерской самым радикальным образом. Он явился на свет, чтобы навсегда покончить с тем способом передвижения, по образу и подобию которого он возник. Кучера были и остались в истории привилегированной прослойкой по отношению к пешеходам. Они ни за что не уступали своего преимущества.
«Интересно, — подумала Нина Сергеевна, — как он перейдет к делу. При чем здесь кучер?»
Сорокин взял графин, налил воды в стакан, но не выпил, а продолжал, будто забыв про воду:
— Шоферы не поехали по этому ложному пути, отвергнутому историей. Единственно чего они добивались изо всех сил — это социального равноправия с пешеходами. У кареты никогда не было перспективной общедоступности, у автомобиля она появилась в день рождения. И если вы присмотритесь, то заметите, что все беды автомобиля, все его трудности и мытарства связаны не с его сущностью, а с предрассудком, будто он все еще не автомобиль, а карета, которая требует привилегии и исключительности. А на самом деле автомобиль хочет — да не хочет, а просто жаждет — стать доступнее и многочисленнее.
«Ловко, — подумала Нина Сергеевна, — вот зачем ему понадобились кучера. Интересно, как он готовится к выступлению? Какими источниками пользуется? Или, может быть, художественной литературой?»
— Автомобилизм — это часть бытия, свидетельствующая об индустриализации общества, — сказал Сорокин, и Нина Сергеевна прониклась к его словам участием. — Возникший для того, чтобы высвободить время, он отнимает его в десятикратных размерах, если отношение к автомобилизму отстает от его сущности… Сколько раз мы слышали слова неодобрительного отношения к автомобилю? Вот сегодня, идя на судебное заседание, я сам слышал известные всем нам слова, относившиеся к автомобилисту: «Куда прешь, номера сниму!» Кричал, прошу заметить, не инспектор, кричал совершенно не причастный к законам энтузиаст. Инспектор, наоборот, подошел, спросил, посоветовал, где поставить машину, будто и не слышал окрика. Надеюсь, ему этот окрик был так же неприятен, как и мне. Я упоминаю этот случай, потому что в нем тоже отразились две психологии — проселочно-кучерская и шоссейно-автомобильная. Очень хочется некоторым отстающим от событий энтузиастам поставить свою голову на чужие плечи. Но только не худо бы пояснить — желательно ли это для владельца плеч?
Опять смешок в зале. Нине Сергеевне тоже захотелось улыбнуться. Сорокин показал, насколько представитель власти внимательнее и умнее частного лица. Это было приятно, и Нина Сергеевна с трудом сдержала улыбку.
— В самом деле, — говорил адвокат, — какой автомобилист специально, нарочито сядет в автомобиль с целью покалечить себе подобного? Вздор! Но отсталые люди ищут свои принципы именно во вздоре… Здесь, на этом суде, мы можем легко отметить два отношения к случившемуся. Отношение свидетелей обвинения и отношение свидетелей защиты.
«Вот он к чему все это рассказывал, — разобралась наконец Нина Сергеевна. — Умно, ничего не скажешь».
Сорокин взял стакан, вздохнул, посмотрел на него, но не выпил, поставив снова.
— Прошу обратить внимание на то, как обвиняют мою подзащитную. Свидетели обвинения не представляют себе, что человек, сидящий за рулем, может быть невиновен. Они полагают, что тот, кто сел за руль, уже заранее поставил себя в предосудительное положение. С таким отсталым взглядом развивать автомобилизм чрезвычайно трудно. А вам известно, что развитие автомобилизма является одной из насущных задач нашего общества.
Сорокин знал, что нащупал пульс речи. Нина Сергеевна слушала с интересом, заседательницы тоже пригорюнились, чувствуя приятную складность адвокатских слов. Действительно, хочешь не хочешь, а задача такая имеется. Сорокин отпил наконец глоточек.
— Теперь рассмотрим дух показаний свидетелей защиты. Эти люди, разные по социальному положению, смотрят на автомобилизм совершенно иначе. Они полагают, что человек, севший за руль, не ставит себя ни в какое особое положение. Они считают, что человек за рулем и человек на пешеходной дорожке должны быть поставлены в равные условия перед законом. Мы можем скорбеть о жертве. Но мы должны понимать, что в условиях современного общества светофоры стоят для всех — и для пешеходов, каковым был этот несчастный старик, и для дисциплинированных водителей, каковой является моя подзащитная, и для тех, кто до сих пор обладает кучерской психологией, как это произошло в случае с автомобилем, закрывшим обзор и послужившим истинной причиной трагедии. Я думаю, что не скажу ничего нового, если отмечу, что автомобилизм — это та самая часть общественного бытия, в которой нет ни кучеров, ни зевак, ни лошадей, ни ослов, а есть одни люди, поставленные в равные условия ответственности за свои деяния…
Теперь Нина Сергеевна ждала, чем он закончит. Конечно, речь была убедительной. Сорокин, как всегда, чувствовал главный момент. Его речь в защиту развития автомобилизма отвечала требованиям дня. Он был, конечно, большой политик. И несмотря на то, что перешел в адвокаты, продолжал отстаивать государственные интересы как прокурор.
— Товарищи судьи! Невиновность моей подзащитной настолько очевидна, что просить о снисхождении значило бы не доверять суду, объясняя то, что ему известно. Мы находимся на пути к Большому Автомобилю с большой буквы. Другого пути у нас все равно нет. Большой Автомобиль у нас все равно будет, он уже вырисовывается, он уже движется на конвейере… Ему нужна Большая Автомобильная Дорога, украшенная доброжелательностью, пониманием и высокой ответственностью всех граждан перед правопорядком на этой Дороге с большой буквы!..
Сорокин сел, мельком взглянул на суд и опытным взглядом определил: «Год исправительных работ». Но он ошибся и на этот раз.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Яковлев сидел в «козлике», терпеливо дожидаясь. У него было много дел до вечера, а Сорокин все не шел.
Сорокин ошибся.
Нина Сергеевна была поставлена перед задачей нетрудной и приятной. Аргументация адвоката по поводу недоказанности состава преступления была, как ей казалось, достаточно убедительной. Она успела продумать ее, несмотря на то, что адвокат отвлекал ее интересной и содержательной речью. Однако освободить просто так эту молодую женщину Нина Сергеевна не могла. Нельзя, чтобы человек, сбивший другого человека, остался без наказания. Такое решение суда выглядело бы чуть ли не как поощрение. Этак все начнут сбивать пешеходов гораздо охотнее. Нет, конечно, оставить обвиняемую без наказания нельзя. Но и наказать нужно так, чтобы прекратить дело. Надо так осудить, чтобы осужденная не жаловалась. Осудить полюбовно. Потому что, если она станет жаловаться да в инстанциях отменят приговор, у Нины Сергеевны окажется неприятный крючок в послужном списке, что ей, как молодому работнику, совсем ни к чему. А при таком адвокате, как Сорокин, подобные крючки случались.
Исходя из вышеизложенного, суд вынес приговор — год условно. Это устраивало всех. Волки были сыты, овцы были целы. Сименюк тряхнула желтыми кудрями, прокурор сглотнул слюну, Сорокин победительно осмотрел суд.