Дух Таи, покушавшейся на жизнь супруга, довольно долго пробыл рядом с телом девушки, чтобы и услышать, и осознать, и запомнить то, что там происходило. Даэн так и не довёл ритуал до завершения — жертвы ушли, освобождённые от влияния мага, не попав под нож. Ильяс с Майей позаботились о том, чтобы ритуала не было… Но они опоздали, смерть девушки, самого дорого для Даэна человека, была более великой жертвой, чем просто ничего не значащие для него люди и маг получил то, что желал. Дорогой ценой получил. И не простил предательства. И затаился. И ждал… И дождался. И отомстил… Мне!
Заслуженно ли? До сих пор считала, что то, что он сотворил со мной, неправильно! Тая была игрушкой в руках Богов. И в его тоже! Неопытная, яростно желающая справедливости и блага для всех, она нуждалась в его защите… А он не защитил от тлетворного влияния Богов-родственников, а потом ещё и ненавидел за то, что мог бы предотвратить, а не сделал! Не так уж и любил, значит, если позволил собственным: злости и обидчивости взять верх. Все его слова — ложь! Абсолютная ложь! Он просто хотел получить свободолюбивую девчонку в полную свою власть! Хотел, чтобы она смотрела на него восторженно и ловила каждый взгляд и слово, как награду.
То, что он проделал уже со мной, говорит само за себя. Ему нужна была моя юная, неопытная любовь и обожание его. А теперь… Теперь душа болит от того, что я их не могу подарить ему. И от той ненависти, что я вновь испытываю к нему! И есть только два выхода, что избавят меня от этой муки. Умереть самой, или убить его. Он недоступен! Он могущественен! Он может прочитать все те мысли, которые я захочу от него спрятать… Он прикрыт своей магией от любого удара. Тогда… Остаётся только один выход… Решусь ли? И что это даст? Малодушный уход от проблем, так манит своей простой… так хочется уйти, и более никогда не возвращаться. Более никто не станет ему помогать с моим возвращением… Так почему бы…
“Даэн” — в горячечном бреду в голове крутилось его имя, вопреки той ненависти, что толкала меня совершить непоправимое.
Каким-то чудом держалась в седле, не выпадая из него и не мешая лошади двигаться туда, куда направлял её Уитт.
— Лина, — обеспокоенно обратился ко мне мой муж. — Ты вся горишь!
“В сёлах останавливаться нельзя” — очнулась на миг от бредового состояния, в котором пребывала, достала табличку и мел, и вступила в беседу. — “Нас сразу найдут… Тебя убьют… А меня…”
— Тебе нужна крыша над головой, — покачал головой Уитт. — Если ты заболеешь, я не прощу себя!
” Нет!” — написала дрогнувшей рукой. — “Ты должен жить!”.
— Лина, — Уитт остановил лошадь. — Не упрямься, ты можешь заболеть. А Ведающие… Они сами все болеют… И не помогут тебе.
Отрицательно покачала головой и упрямо поджала губы. Смерти Уитта я себе точно не прощу. И запас трав где-то сохранился в сумке. Если что, обойдусь ими. Это если выжить захочу. А если не захочу… То никто и не остановит!
“Привал будет только в лесу!” — это всё, на что хватило сил, и табличка с мелом выпали из моих ослабевших пальцев.
Уитт соскочил с лошади и аккуратно поднял потерянные мной предметы, убрал в мою сумку, обеспокоенно поглядывая на меня. Ветер трепал наши плащи, путал гривы лошадей, и наши волосы… Пыль летела в лицо, а мне было всё равно и даже беспокойство старого друга не трогало.
— Ты плохо выглядишь, — подытожил наш разговор Уитт, взял повод своей лошадки, потом моей, и повёл коняшек в чащу. — Нам стоит сделать привал…
Никак не отреагировала на эти его реплики. Отдыхать, так отдыхать… Вёл лошадей Уитт довольно долго, а я сидела в седле безучастной куклой, и вновь не видела дороги… Даэн, проклятый и такой любимый мной Даэн, не давал мне покоя и не оставлял моих мыслей. Так тянуло к нему… Так хотелось иметь возможность хоть раз прикоснуться к его волосам, хоть раз поцеловать… Увидеть как теплеет его взгляд при виде меня… И убить, убить его собственными руками за всё то, что заставляет меня переживать сейчас!
Утёрла слёзы, что самовольно текли из глаз, и шмыгнула носом. И покорно позволила Уитту снять себя с седла, усадить на охапку лапника и послушно никуда не сдвигалась с места, пока парень доставал хлеб и мясо из своей походной сумки.
— Поешь, — протянул мне флагу и кусок мяса, положенный на ломоть хлеба.
Мягко оттолкнула его руки, подтянула колени поближе, обхватила их руками и уткнулась в них носом.
— Лина, моя прекрасная госпожа, — позвал меня Уитт. — Что с тобой случилось? Почему ты такая?
Подняла голову и посмотрела на него равнодушно. Возможно, будь мне на пару лет меньше, чем сейчас… Возможно, не переживи я то, что пережила… Возможно, умей я говорить… Сейчас бы, захлёбываясь слезами, размазывая сопли по лицу, рассказала бы своему другу детства всё, всё, всё… А так, что я могу ему рассказать, имея только табличку и мел, в качестве средств выражения своих эмоций?