Утёрла слёзы, что самовольно текли из глаз, и шмыгнула носом. И покорно позволила Уитту снять себя с седла, усадить на охапку лапника и послушно никуда не сдвигалась с места, пока парень доставал хлеб и мясо из своей походной сумки.
— Поешь, — протянул мне флагу и кусок мяса, положенный на ломоть хлеба.
Мягко оттолкнула его руки, подтянула колени поближе, обхватила их руками и уткнулась в них носом.
— Лина, моя прекрасная госпожа, — позвал меня Уитт. — Что с тобой случилось? Почему ты такая?
Подняла голову и посмотрела на него равнодушно. Возможно, будь мне на пару лет меньше, чем сейчас… Возможно, не переживи я то, что пережила… Возможно, умей я говорить… Сейчас бы, захлёбываясь слезами, размазывая сопли по лицу, рассказала бы своему другу детства всё, всё, всё… А так, что я могу ему рассказать, имея только табличку и мел, в качестве средств выражения своих эмоций?
— Напиши, — Уитт и сам не притронувшись к еде, убрал её снова в свою сумку, прежде аккуратно завернув в тряпицу.
Достал из моей сумки мел и табличку, и стал настойчиво совать мне в руки. Прикрыла глаза, голова закружилась, и меня повело в сторону. Уитт поймал меня, не дав упасть и спросил:
— Когда ты последний раз ела?
Неопределённо пожала плечами, сил не было ни на что, и устало привалилась к плечу теперь уже мужа. Меня аккуратно уложили на лапник. Через несколько мгновений укрыли тёплым плащом, и я сделала усилие, открыла глаза. Убедилась, что Уитт не тот плащ пожертвовал, что на нём был, и снова закрыла глаза. И не видела, как парень обрубает ветки деревьев, чтобы устроить шалаш и разжечь бездымный костёр. Уж что-что, а обустраивать походную жизнь Уитт умел — никогда не гнушался любого труда.
Душа всё так же саднила и обливалась слезами… И снова накатывала апатия, и снова было всё равно, что там дальше со мной случится. Потому, равнодушно подвинулась, когда Уитт устроился рядом со мной, на лапнике. И сделала вид, что не замечаю того, как несмело он касается моих волос, как бережно прижимает меня к себе, согревая своим теплом…
— Лина, — тихо позвал он меня. — Ты не спишь, я слышу это по дыханию… Что с тобой сделал князь? Почему ты такая? Где твоя улыбка? Зачем ты вышла за меня, если не любишь? Я же не слепой, Лина… Хорошая моя госпожа, — в голосе его было столько трепетной нежности, которая толкнулась в моё сердце глухим раздражением.
Заелозила в его объятиях, приподнялась на локтях и взглядом нашла отложенные им табличку и мел. Понял меня с полувзгляда, послушно потянулся и подал мне нужные вещи.
“Расскажи о себе. Всё” — перевела тему разговора.
Сняла с себя сумку, что мешалась, убрала в неё табличку и мел, и вновь легла, закутавшись в плащ Уитта, отграничивая себя им от прикосновений парня. Кажется, он понял мою уловку, так как отодвинулся, перевернулся на спину и, помолчав, спросил:
— Зачем это тебе?
Сердито нахмурила брови и приподняла голову, в которой шумело.
— Хорошо, — отреагировал он на мой взгляд и отвёл свой в сторону. — Как скажешь, моя госпожа. С чего начать?
“С самого начала” — попросила мысленно.
— Я сбежал из темницы твоего отца, Лина, — словно услышал мои мысли и начал как раз с того места, которое было мне интересно. — И потом уже узнал, что и ты бежала… С князем. И о том, что майстер Люидер эр Риоли отрёкся от тебя… А потом я попался под горячую руку дворянину. Меня пороли и хотели поставить клеймо раба… Тогда мне снова удалось сбежать, таким ты и видела меня тогда, в деревне. Помнишь? Ты спасла меня и ушла. Даже не простилась! — отголоски застарелой обиды проскользнули в его голосе, а я мысленно усмехнулась, что-то все влюблённые в меня мужчины на меня же и обижаются. — А потом, мне снова пришлось бежать. Оитлора помогла. И с документами, и с устройством в дружину северного князя. Он был её должником. Обеспечил оружием, кожаными доспехами и деньгами. Мне пришлось учиться махать мечом. И повоевать пришлось. Поход был удачным, для всех удачным… Получилось отложить немного денег, на будущее. Я надеялся найти тебя и увезти с собой туда, где нам с тобой будет хорошо, вдвоём. И знал, где можно попробовать поискать. У князя Оттара Яростного… За ним передо мной остался должок. Если бы я не бежал, мы бы с тобой более никогда не повстречались. Из-за него! Он посмел поднять на тебя руку! За это и смерти мало! Ничего, мы ему ещё отомстим…
Усмехнулась вновь, благородный рыцарь-защитник… Сын мельника, не прощающий обиды. Тоже мне мстить будет, за то, что когда-то ушла не попрощавшись? Что-то мне подсказывает, что дворянчик, что порол его когда-то, дорого заплатил за эту несправедливость. И несправедливость ли? Общение с Колдуном кое-чему меня научило — не верить в мужские благородство и честь. Мужчины жестоки. Ко всем, даже к тем, кого любят. И желая добиться того, что им в данный конкретный момент нужно, идут по чувствам и трупам других, даже не ощущая толики дискомфорта.
Повернулась на другой бок, показывая, что разговор окончен, и я хочу отдохнуть. Понял, не стал дальше ничего говорить. Только несмело приобнял за плечи и уткнулся носом в мою шею.
— И всё равно я счастлив, — прошептал парень через несколько мгновений. — Ты, дочь господина, стала моей женой… Как и мечталось когда-то. Я подожду, подожду, когда ты полюбишь меня. Мне хватит терпения. Я и так долго ждал, смогу потерпеть ещё немного.
Высвобождаться из робких объятий не стала, мыслями уплыв далеко… К тому, кто обижен на меня и ненавидит настолько сильно, что обрёк на безответную любовь к себе. Изящная месть, ничего не скажешь. Высоко бы оценила замысел, не будь центральной фигурой в нём.
Сон не шёл, хоть и чувствовала себя ослабевшей и не способной шевельнуть ни рукой, ни ногой. Захоти Уитт заявить права на супружеский долг, не смогла бы сопротивляться… Но мне было всё равно. И та кратенькая история, которую рассказал мой ныне муж, как-то прошла мимо, не зацепив в душе ничего. Лежала, не шевелясь, еле дыша, вновь и вновь пережёвывая ту боль, что подарил мне Даэн.
— Мяу! — такой знакомый звук мявканья Нахала, вырвал меня из тревожного забытья, в которое провалилась незаметно для самой себя.
Надо же, нагнал нас, котяра. И не потерялся в пути. Не помню, где и когда отстал, и следовал ли он за нами следом или какими-то своими путями шёл…
Кот потоптался по лапнику, перебрался поближе к моей голове, лёг и прижался к макушке тёплым боком. Пытается избавить от мучительных мыслей? Вряд ли ему это под силу… Подавила желание притянуть Нахала к себе, погладить и таким образом хоть чуть-чуть успокоиться. Если кот выбрал то место, которое выбрал, значит, так надо. Своему верному спутнику я доверяла, единственному из всех существ мужского полу.
Киса замурчал, и стало как-то легче на сердце. И пусть слезинки срывались с ресниц, непрошено и неожиданно, смогла уснуть беспокойным сном.
Даэн
Мне снился Даэн. Злой, очень злой и ожерелье на шее во сне душило меня, заставляя ворочаться и вздыхать. Но проснуться не получалось, как и вытравить из сознания тоску по магу. И я радовалась тому, что вижу его, но это не мешало мне во сне, с насмешливой улыбкой взирать на него и задавать ему неудобные вопросы.
— Ты благородный человек, Даэн? Ты когда-то говорил, что никогда не станешь бить более слабого… Так почему твои слова о любви оказались ложью? Как и приписываемое самому себе благородство? Ты же никогда не знал что это такое! И не знаешь до сих пор! Забавный мужчина, возомнивший себя Богом. А что будет, если я умру? Прямо сейчас… Кому ты будешь мстить?
— У тебя всегда был слишком длинный язык, Тая, — холодно произнёс любимый мужчина и рванул меня к себе, за ожерелье из звёздочек. — Его следует укоротить!
— Ты недостоин любви, Даэн. То чувство, что ты подарил мне, оно ненастоящее. И я это знаю… Ты такой забавный, украл, то что тебе не принадлежит и по моей собственной воле никогда твоим бы не было… Я не выбирала тебя… И никогда не выберу, добровольно, — горький смех рвал грудь, как и боль от того, что любовь-то была, пусть и наведённая, как и ненависть, что толкала меня говорить то, что произносила вслух сейчас. — Зачем ты пришёл в мой сон? Скучаешь? — горькая издёвка, но мне надо было знать, что он всё ещё неравнодушен ко мне. — Так я другому рожать детей буду. Ты сам сказал. И жена я для другого. У тебя нет прав на меня. И прав приходить в мои сны тоже! — презрительно хмыкнула, стараясь не показывать, как мне больно, несмотря ни на что. — Так зачем явился? Тебя никто не звал!