И он, как дурак, пообещал! Вот ведь идиот несчастный! Но тогда, четыре года назад, он пообещал бы что угодно, лишь бы вырваться на свободу. Однако теперь назначенный срок неумолимо приближался. До тридцатилетия оставались считанные недели.
Этот проект может его спасти — или погубить окончательно.
Поглощенный своими мыслями Энрике не заметил, как оказался около отеля. И похоже, вовремя. Если, конечно, не хотел промокнуть до нитки. Как это бывает в начале лета, небосвод, еще недавно ослепительно синий, потемнел, покрылся черными тучами, вершины деревьев дрогнули, сгибаясь под натиском ураганного ветра. В отдалении пророкотал гром. На плечи Энрике упали первые тяжелые капли дождя.
Люди, что гуляли по берегу, бросились в надежное укрытие отеля. В мгновение ока пляж почти опустел. А уж когда, прорезав черные тучи, сверкнула молния, последние смельчаки покинули берег озера. Энрике остался один стоять близ воды… Ах нет, не один.
— Вот ненормальная, — пробормотал он, глядя на женщину, что скинула с ног сандалии и зашла по колено в воду подставляя лицо струям дождя.
Мгновенно промокшие шорты и короткая маечка липли к телу незнакомки, обрисовывая тело. Какие длинные стройные ноги! Какая умопомрачительно тонкая талия! Как и следовало ожидать, пышные кудри любительницы разыгравшихся стихий отливали бронзово-рыжим. Недаром же молва приписывает рыжим особую любовь к риску.
Неожиданно Энрике поймал себя на том, что гадает, какого цвета у нее глаза. И о том, улыбается ли она, глядя на потемневшее озеро и грозовое небо.
Портье у входа в отель настойчиво звал их. Гроза у воды — это же так опасно! Но Энрике не спешил внять его призывам. Ему во что бы то ни стало надо было увидеть лицо незнакомки. Как зачарованный он стоял и ждал, когда та повернется.
А женщина медленно, точно каким-то ритуальным жестом, подняла руки к небу, на миг застыла так — тонкая фигурка на зловещем фоне, — а потом вдруг опустила их, быстро повернулась и тотчас же натолкнулась взглядом на молчаливого наблюдателя.
Глаза их встретились. И неожиданно она улыбнулась. Ему, Энрике. В жизни не видел он такой потрясающей, колдовской улыбки.
2
Джемайма сама не знала почему, но, едва увидев в нескольких шагах от себя Гарсию, с улыбкой глядящего на нее, поняла: лесной язычник снова вернулся. Он стоял без рубашки, в одних поношенных джинсах, не обращая внимания на дождь. Он так же, как и она, наслаждался грозой, и в глазах его она читала понимание.
Однако когда небо над головой прорезала очередная молния, а берег сотрясся от оглушительного раската грома, Джемайма решила, что даже для нее это, пожалуй, чересчур. Такие грозы недолги, но даже за короткое время они вполне способны натворить бед. И Джемайма побежала к отелю.
Гарсия дожидался ее на прежнем месте, а когда она поравнялась с ним, схватил за руку и потянул за собой, вынуждая поторопиться. И она повиновалась, ничуть не удивляясь подобной фамильярности. Словно гроза смыла все условности обыденной жизни, оставила их наедине с самыми потаенными чувствами и желаниями.
Искоса взглянув на своего спутника, Джемайма увидела, что его губы изгибаются в довольной, дерзкой улыбке. Бок о бок они влетели в отель и остановились в пустом холле.
— Не очень-то благоразумно в такую грозу стоять по колено в воде, — заявил молодой человек, тряхнув головой так, что с мокрых черных волос полетели брызги. Жалящие капельки обожгли губы Джемаймы, и она испытала прилив возбуждения, отчего смутилась и потупилась. — Как вы? В порядке?
Джемайма кивнула.
— Я люблю… грозу, — с придыханием ответила она, сама не зная, почему задыхается — от быстрого бега или от волнения.
Когда срывающееся, учащенное дыхание немного пришло в норму, Джемайма осмелилась снова поднять глаза. И уперлась взглядом в обнаженную мужскую грудь. Скульптурную, великолепно вылепленную. Гарсия, как выяснилось, обладал фигурой атлета: широкие плечи, могучая грудь, плоский живот, узкие поджарые бедра. Прикусив нижнюю губу, Джемайма скользнула взглядом по полоске волос, что тянулась по животу Гарсии, уходя под потертые, плотно обтягивающие джинсы.
Ох, как же давно я не была в постели с мужчиной! — мелькнула непрошеная мысль. И тут же сознание затопил поток необузданных эротических фантазий. Джемайма поспешила перевести взгляд, но успокоения не обрела. Вокруг левого запястья Гарсии сверкающей змейкой обвилась серебряная цепочка, и капли дождя поблескивали на ней. Джемайма ни разу не замечала у него этой цепочки — должно быть, в рабочее время он либо не носил ее, либо скрывал под жесткими манжетами накрахмаленной рубашки. Разыгравшееся воображение услужливо подбросило новую фантазию: поймать бы эту цепочку губами, водить по ней кончиком языка, прослеживая ее изгибы, прильнуть к голубой бьющейся жилке, над которой она проходит.